Изменить размер шрифта - +
Дерзость и вызов недвусмысленно
читались в нахальном взгляде Предсказателя. Принимая во внимание,
что ссора с подобным противником могла завести очень далеко и
желая её избежать во что бы то ни стало, Дагобер подхватил ушат и
двинулся в другой угол навеса, чтобы этим положить конец сцене,
испытывавшей его терпение. В красных глазах Морока блеснула молния
радости. Казалось, белая полоса над зрачком расширилась. Он с
видимым удовольствием запустил свои крючковатые пальцы в русую
длинную бороду и медленно приблизился к солдату в сопровождении
нескольких любопытных, покинувших залу трактира.
    Несмотря на хладнокровие Дагобер, пораженный и оскорбленный
нахальной назойливостью Предсказателя, возымел было желание
p`glngfhr| ему голову доской, на которой он стирал, но сдержался,
вспомнив о сиротах. Тогда Морок, сложив на груди руки, дерзким и
сухим тоном промолвил:
    — А вас нельзя все-таки назвать вежливым, господин прачка!
    Затем, обратившись к зрителям, он прибавил по-немецки:
    — Я сказал этому французу с длинными усами, что он невежа…
Посмотрим, что он нам на это ответит! Придется, пожалуй, преподать
ему урок!.. Я не забияка… избави меня небо, — прибавил он набожным
тоном. — Но Господь просветил меня, я Его творение, и из почтения
к нему я должен заставить уважать Его дело!
    Эти мистические и нахальные разглагольствования ещё больше
понравились любопытным. Слава о Предсказателе дошла и до Мокерна,
и подобное вступление было забавной подготовкой к завтрашнему
спектаклю.
    Услыхав наглый вызов противника, Дагобер не утерпел и по-
немецки же ответил:
    — Я немецкий язык знаю… продолжайте же по-немецки… понятнее
будет…
    Подошли ещё новые зрители. Круг их все более и более
увеличивался, интерес возрастал, дело обещало выйти забавным.
    Предсказатель продолжал по-немецки:
    — Я сказал, что вы невежа, а теперь прибавлю еще, что вы
бессовестный грубиян! Что вы мне на это ответите?
    — Ничего! — хладнокровно заметил Дагобер, принимаясь за
стирку другой вещи.
    — Ничего? — продолжал Морок. — Это немного! Я буду не так
краток и скажу вам следующее: когда честный человек вежливо
предлагает незнакомцу распить с ним бутылочку, то этот незнакомец
не имеет права отвечать на предложение грубостью, иначе он
заслуживает хорошего урока!
    Пот крупными каплями струился по лбу и щекам Дагобера. Его
борода нервно вздрагивала, но он все ещё владел собою. Подняв за
уголки выстиранный платок, он выполоскал его в воде, встряхнул и
принялся старательно его выжимать, напевая сквозь зубы старую
казарменную песенку:

    De Tirlemont taudion du diable,
    Nous partirons demain matin
    Le sablre en main,
    Disant adieu a…

    [Из Тирлемона, чертовой дыры,
    мы выступим завтра утром
    с саблей в руке,
    сказав прости… (фр.)]

    (Мы не приводим слишком вольный конец куплета.)
    Молчание, на которое обрек себя Дагобер, его душило; песенка
принесла облегчение.
    Морок, лицемерно делая вид, что сдерживает себя, сказал,
обращаясь к зрителям:
    — Мы знаем, что солдаты Наполеона были язычники; они ставили
своих лошадей в Церкви, оскорбляли Господа по сто раз в день, за
что и были справедливо разбиты и потоплены при Березине, как
фараоны.
Быстрый переход