— Я не предатель. Я верен монархии, которую вы свергли. Ваша Республика — это фарс. Дворы разорвут друг друга на куски. И пока вы грызётесь меж собой, Благие вернутся и переубивают вас всех. Через пять сотен лет королевство Неблагих обратится в пыль.

Я скрестила руки на груди.

— То есть, твой план сводился… к чему? Помочь им поубивать нас быстрее?

— Они бы позволили мне жить за определённую плату. И я бы заплатил эту цену, чтобы восстановить трон моего отца. Сила в единстве, а в Республике его нет.

— Как патриотично с твоей стороны, — я присела на корточки. — Помнишь наш последний разговор? Я была привязана к стулу. Ты надел мешок мне на голову и раз за разом поливал его водой, топя меня, пока твои дружки смеялись.

Раньше это воспоминание разжигало во мне ярость. Теперь, когда Абеллио был прикован к грязной стене, я почти ничего не почувствовала.

— Собираешься отплатить мне? — прохрипел он. — Сделать то же самое? Валяй. Я не стану умолять и плакать, как это делала ты, животное-смейри.

— Ты правда в это веришь? — я выгнула бровь.

Он не ответил.

Я снова поднялась.

— К счастью для тебя, я не занимаюсь пытками. Один из нас животное, но это не я.

— Так зачем ты сюда пришла? Убить меня?

— Может быть. Но пока что нет. Мне тут сказали, что публичное повешение поспособствует улучшению морального облика новой Республики. Мне это кажется странным, но кто я такая, чтобы стоять на пути у традиций фейри?

— Зачем ты здесь, Кассандра? — устало повторил он.

— Главным образом, — прошептала я, улыбаясь, — чтобы увидеть тебя таким.

Время замедлилось.

Облако страха пульсировало вокруг него — музыка для моих ушей. Я прислушалась к песне. Она обладала неземной красотой, которой я прежде никогда не замечала.

Я призвала её к себе, позволила ей наполнить меня.

Страх смерти. Страх пыток. Страх провала. Страх вечности в заточении. И всё это гармонично переплетается. Под ними я ощущала более глубинные страхи. Страх быть забытым. Страх подвести Огмиоса. Страх одиночества.

Я могла сделать их все ещё хуже. Я могла превратить его в лепечущего безумца или убить, вызвав сердечный приступ на месте.

Вместо этого я начала аккуратно изменять ноты. Я замедлила вибрации, сделав их более глубокими, более настойчивыми.

Врождённый, неизменно присущий ужас всегда будет преследовать его. Я усилила его страх передо мной, заставляя думать, будто я почти всемогущая. Я сплетала бесконечные нити суеверности и паранойи в его страхах, и когда я закончила, он ничего на свете так не боялся, как меня. Я пугала его так, как разгневанный бог ужасает преданного верующего.

Это стало формой искусства — превращение музыки страха Абеллио в нечто, что выдержит проверку временем: фейри снов, преследуемый собственными кошмарами.

Я швырнула в него его самые глубинные страхи, даже не деликатничая. Его глаза широко распахнулись, и он задёргался в цепях. Он застонал, его дыхание сделалось прерывистым.

— Мне не нужны пытки, — бодро заявила я. — У меня есть ужас.

— Пожалуйста, — промямлил он. — Пожалуйста…

— О! — я щёлкнула пальцами. — Чуть не забыла. Нам же надо задать тебе вопросы. Где Сиофра?

— Я не знаю! Пожалуйста!

— Она была с тобой. Где она?

— Она исчезла неделю назад. Клянусь, я понятия не имею, куда она отправилась. Пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось!

Я помедлила, вспомнив, что Роан сказал мне несколько месяцев назад, когда я впервые узнала, что Сиофра человек.