– Пока у нас есть хоть какая-нибудь другая работа, мы даже близко не подойдем к проклятому маяку. Мертвому деньги ни к чему. И я хотел бы посмотреть, как вы выкрутитесь без нас, каменотесов.
Аргиросу захотелось пнуть упрямого старшину гильдии под столом.
– Просто в порядке обсуждения, – обратился он к Хесфмоису и Гергеусу, – какая добавка к оплате могла бы побудить ваших ребят вернуться на работу?
Два ремесленника быстро заговорили по-коптски. Затем Хесфмоис перешел на греческий:
– Двойная оплата, и ни одним медным фоллисом меньше.
Деканос ударил себя ладонью по лбу и воскликнул:
– Вы совершаете ошибку, Аргирос! Вы пригласили ко мне людей из гильдии грабителей.
В сторону ремесленников он добавил:
– Если хотите чего-нибудь добиться от этой встречи, вы должны проявить благоразумие. Вероятно, я мог бы, учитывая особые обстоятельства, о которых говорил магистр, найти возможность и повысить оплату, ах, на одну двенадцатую, но я не смогу получить разрешение на большее.
– Одна двенадцатая – это вовсе никакое не повышение. Взгляните на роскошь вокруг вас! – воскликнул Хесфмоис и обвел рукой зал, в котором они сидели.
Не то чтобы он испытывал неодолимое благоговение перед роскошью, но использовал окружающую обстановку как оружие для защиты своей позиции. Это произвело впечатление на Аргироса, Деканоса же вывело из равновесия.
– Так вы намерены, светлый господин, поднять нам оплату? – спросил Гергеус.
– Как я сказал, с учетом особых обстоятельств… – начал Деканос.
Но бетонщик прервал его взмахом руки.
– Вы сказали, что не дадите нам никакой прибавки. Если женщина говорит, что она не хочет, а потом соглашается, когда вы даете ей десять номисм, она такая же шлюха, как и в том случае, если бы она согласилась за один фоллис. Разница лишь в цене, но тут можно поторговаться. Вот чем мы сейчас и занимаемся, светлый господин: торгуемся о цене. И я на стороне Хесфмоиса; одна двенадцатая – это ничто.
Муамет Деканос сердито посмотрел на Гергеуса.
– Вы слишком распустили язык.
Чиновник злобно взглянул и на Аргироса, очевидно обвиняя магистра в том, что тот вынудил его выслушивать грубости от простолюдинов. Аргирос едва заметил это. Всякое упоминание о шлюхах возвращало его мысли к той девчонке, с которой он переспал, и терзало его совесть.
Он вернулся к реальности, когда Деканос забарабанил пальцами по столу.
– Кто назовет размер справедливого повышения оплаты? – быстро спросил магистр, чтобы скрыть свою оплошность. – Обе стороны здесь не доверяют друг другу. Почему бы не пригласить для разрешения спора, хм-м, патриарха александрийского?
Аргирос размышлял вслух, не более того, но вырвавшаяся мысль мгновенно показалась ему счастливым откровением. Он улыбнулся, уже ожидая, что Деканос и главы гильдий оценят его соломонову мудрость.
Вместо того они лишь уставились на него.
– Э-э, которого патриарха александрийского? – спросили Деканос и Хесфмоис хором, впервые выступив единодушно с момента, когда они оказались за одним столом.
– Которого патриарха?
Магистр почесал затылок.
– Справедливости ради должен сказать, что трое присутствующих здесь господ исповедуют православную веру, иначе к моим нынешним затруднениям добавилось бы еще одно. Однако, само собой, многие из их людей придерживаются догмы монофизитов, – пояснил Деканос, употребив, как заметил магистр, слово «догма» вместо «ересь», – и они не поверили бы, что православный патриарх – незаинтересованное лицо. А я, разумеется, не могу официально признать, э-э, главу монофизитов. |