— Свердлов занял ваш кабинет, Владимир Ильич, — спокойно проговорил он. — «Кожаный» подгрёб под своё тощее седалище и Совнарком, и ВЦИК, и ЦК партии. Вот письмо от Иосифа Виссарионовича.

Ильич нервно выхватил конверт, покривился от боли в шее. Одной рукою развернув письмо, он углубился в чтение, и уже не бледность красила его щёки, а багрец — Ленин приходил в бешенство. Дочитав послание, он сложил его, зачем-то вкладывая обратно в конверт.

— Расстгелять сволочей! — выговорил Ильич глуховатым голосом, означающим всегда крайнюю степень волнения. — Пегевешать ренегатов!

Помолчав, соображая, он спросил:

— Комиссар Югковский — это вы?

— Да, товарищ Ленин.

— Как вас по батюшке?

— Виктор Павлович.

— И что же теперь, Виктор Павлович?

Авинов подумал.

— Свердлов будет счастлив устроить вам торжественные похороны, Владимир Ильич, — сказал он, выбирая слова. — Но я бы не ждал ещё одного покушения, по крайней мере в ближайшие дни. Пока вы здесь, под негласным наблюдением и бдительной охраной, «Кожаному» бояться нечего. Полагаю-с, Яков Михайлович сейчас сильно занят, вербуя сторонников. Он доказывает партии, что справляется со всеми делами и без вас…

— А потом?

— А потом — суп с котом. Или с ядом-с.

— Меня могут отравить?

— Стрельбы точно не будет — отравят либо «перепутают» лекарства.

Ленин закудахтал, сгибаясь в кресле.

— А я… А я… — еле выговорил он, душимый хаханьками. — А я щи да кашу провегять стану! На Наденьке! И… и чай!

Мучимый припадком нервного смеха, Ильич изнемог. Откинувшись на мякоть кресла, он дрожащей рукой отёр потный лоб.

— М-да, плохо, очень плохо, — глухо проговорил он, — архиплохо…

— Ложились бы вы спать, Владимир Ильич.

Дверь неожиданно отворилась, и в комнату робко заглянула Крупская — некрасивая, худосочная, глаза навыкате. Рыба.

— Володенька, — проблеяла она испуганно, — кто это?

— Свои это! — нетерпеливо откликнулся Ленин.

— А ты почему не спишь? Поздно уже…

— Ложусь я, ложусь, ступай!

Было заметно, что жена являлась для Владимира Ильича сильнейшим раздражителем. И более всего выводила его вот эта слезливая доброта Надежды Константиновны, воистину рабская покорность, смиренное непротивление. Крупская ни разу не сказала худого слова супругу, хоть и было за что бранить. Даже когда её «Володенька» спутался с Инессой Арманд, она не закатила скандал, бушуя от ревности, не попыталась выцарапать глаза изменщику, а кротко уступила. Любовь зла…

— Завтра сюда прибудет надёжный человек, — сообщил Авинов приглушённым голосом.

— Кто именно? — требовательно спросил Ленин.

— Тер-Петросян.

— Камо? — обрадовался вождь. — Очень хорошо!

— С ним его группа, — продолжил Кирилл, — молодёжь с Московских пулемётных курсов — эти за вас жизнь отдадут и рады будут. Оградим вас, Владимир Ильич. А пока — спокойной ночи.

Откланявшись, штабс-капитан удалился тем же путём, каким и прибыл.

Поздно утром, голодный и невыспавшийся Авинов прокрался на поляну, где рос огромный семисотлетний дуб. Направо от неё отходила дорожка, пересечённая Центральной аллеей, уводящей в липовый лес. Подальности от Большого дома аллею зажимали два древних кургана.