— Итак, вы пришли, чтобы потребовать выигрыш? — спросил он, указав мне на кресло. — Садитесь, прошу. Надо полагать, та заварушка на вилле барона Гровенора прошла не без вашего участия?
Я пожал плечами, ничего не подтверждая и не отрицая.
— Вполне возможно, господин Редверс. Во всяком случае, мне повезло уцелеть в том деле, о котором мы договаривались.
Банкомёт кивнул.
— Я навёл справки. Уж простите. Вас не было дома во время штурма виллы. Зато вернулись незадолго до окончания боя. Так что я вам верю. Сто тысяч ваши. К моему глубокому сожалению.
— Ну, у вас есть душа Кларка, — отозвался я. — И не только его.
Редверс ухмыльнулся.
— Да, в накладе не остался. Должен признать, что вы подобрались ко мне слишком близко. Меня это беспокоит. Почему бы вам не взять деньги и не отойти в сторону? Обещаю, убийств в Брайтоне больше не будет. Вас ведь для этого нанял барон Кобем?
— Для этого, — не стал я отрицать. — Но выигрыш — не всё, зачем я пришёл.
Банкомёт насмешливо приподнял брови.
— Вот как? Ах, да, любопытство! Что ж, спрашивайте.
Надо же, какие мы откровенные.
— Для чего вам это нужно? Вы богаты, влиятельны. Я слышал, у вас много могущественных друзей. Будущее ваше обеспечено, а острые ощущения можно получить и менее рискованными способами.
— Разве я чем-то рискую? — удивился Редверс. — Ведь не я убиваю.
— А если против вас дадут показания?
Банкомёт рассмеялся.
— Кто поверит, что я готов заплатить сто тысяч за душу? Большинство усомнится даже в том, что я вообще ставил такую сумму на кон.
— Одному человеку, может, и не поверят. А если двое или трое донесут?
Редверс пожал плечами.
— Какая разница? Вы сами сказали, что у меня могущественные друзья. Уж обвинение в подстрекательстве я как-нибудь… переживу. Если оно вообще будет предъявлено. Да и кто будет свидетельствовать? Бурман? Флакс? Вернер? Для них это означает признать свою вину. И отправиться в тюрьму.
— Флакс уже признался в убийстве.
— Но про меня не рассказал, верно? А остальные будут молчать. У вас против них ничего нет.
— Если их допросит Одарённый…
— Для этого нужно быть подозреваемым. Для чего, в свою очередь, требуются улики. Так что допросить можно только Флакса, поскольку он сознался в убийстве. А это один человек, несущий бред про души и выкуп.
Чёрт, он был прав! К сожалению.
— Вы так и не сказали, для чего вам это, — напомнил я, стараясь сохранить спокойное выражение лица.
Редверс вдруг посерьёзнел.
— Я хочу быть счастливым. Вот и всё, — сказал он.
Такого ответа я не ожидал.
— И в чём тут счастье?!
— Чтобы это понять, нужно разобраться, что такое счастье. Думаю, каждый считает по-своему. Для меня, например, это насыщенная гордость. Позвольте я сразу поясню. Если бы я считал себя лучше и могущественнее всех на свете, я был бы счастлив. Думаю, большинство сказало бы, что стремиться к абсолютной власти есть зло. Что ж, возможно, они были бы правы. Это не имеет значения.
— А что имеет? — спросил я.
Похоже, у мужика мания величия.
— Идея зла не может прийти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности. Тот, в чьей голове родилось больше идей, действует больше других. Из-за этого гений, прикованный к офисному столу, обречён умереть или сойти с ума — так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от инсульта. |