– Моему терпению скоро настанет предел, имей в виду.
Я так больно закусила губу, что она онемела.
– А насчет чека,– тут отец, расправив плечи, заговорил тоном благовоспитанного джентльмена,– то чем скорее ты его выпишешь, тем лучше. Не в палатке же устраивать свадьбу Эмери. Ведь теперь подготовка помещения для торжества – на твоей совести. Если удастся собраться в приличной обстановке, то почувствуешь гордость. Это дороже каких-то там денег, правда?
Собрав все чувство собственного достоинства, какое только во мне оставалось, я ответила:
– Я делаю это ради Эмери, потому что люблю ее. И в отличие от тебя не устанавливаю на любовь цену.
С этими словами я повернулась, повесила на место вешалки с бельем и зашагала прочь, стараясь двигаться медленно.
Ехать в офис после всего, что случилось, я не могла, поэтому в состоянии какого-то полутранса отправилась куда глаза глядят. К своему удивлению, вскоре я очутилась перед собственной парадной дверью, украшенной цветами.
Я прошла в пустую квартиру, легла на кровать лицом вниз и почувствовала себя совершенно несчастной двенадцатилетней девчонкой. Сил не было даже на то, чтобы поплакать.
Не знаю, как долго я пролежала без движения. Казалось, отец выпил из меня всю энергию, превратив в безвольное нечто.
Но вот послышался стук входной двери – вернулся с работы Нельсон.
– Мел? – крикнул он, кладя ключи и портфель на стол.
Нельсон во мне тоже больше не нуждался, потому что нашел себе новую неудачницу.
Неудачницу, в которую не сегодня-завтра мог влюбиться.
– Мел? Ты что, в ванной?
Никому я не нужна. И остаток жизни мне следовало посвятить организации свадеб для более привлекательных, более желанных женщин.
– Мел?
Нельсон стукнул в дверь и сразу открыл ее. Я не нашла в себе сил даже на то, чтобы поднять голову.
– О нет, Мелисса! – пробормотал он, садясь рядом со мной на край кровати.– Что случилось?
По-прежнему не двигаясь, я заставила себя сказать трагическим шепотом:
– Папа.
Потом:
– Деньги.
Нельсон коротко вздохнул.
– Понятно. Вставай.
– Не могу.
Пусть способ, которым Нельсону удалось вернуть меня к жизни, останется нашим секретом. Скажу лишь, что вскоре я уже сидела в кухне у стола, а передо мной лежал отрезанный Нельсоном большой кусок морковного пирога. Я с несчастным видом ковыряла в нем ложечкой.
– Ешь,– велел Нельсон.– Где твоя чековая книжка?
– В сумке.
Нельсон принес книжку и положил ее на стол.
– Выпиши своему долбаному папаше чек,– сказал он.– Отдай ему эти проклятые деньги. Заработаешь еще.
– Не знаю, хочу ли все еще работать,– пробормотала я. По моим щекам потекли слезы.– По-моему, нет…
Мой голос сорвался, но в голове прозвучало окончание фразы: «Чтобы, не дай бог, снова в кого-нибудь не влюбиться».
– Ради всего святого, Мел! Опять ты плачешь! Ты никогда такой не была.– Нельсон порылся в карманах.– Ну вот, и платка нет.
Он снова заглянул в мою сумку и достал платок Джонатана.
– Возьми вот, а то ты стала похожа на убитую горем панду.
– Спасибо.
Я уткнулась носом в кусочек хлопчатобумажной ткани, почувствовала едва уловимый запах «Крида» и снова расклеилась.
– На,– сказал Нельсон.– Ты уронила.
Он протянул мне заколку для волос – золотую с красным виниловым цветком, от Шанель. Я шмыгнула носом и в изумлении уставилась на вещицу.
– Что это?
– Выпало из платка,– объяснил Нельсон. |