Дин Лугус удивил. Узнав, что есть возможность пораньше провести ритуал снятия проклятия, да ещё при участии магов образов силы, он чуть не подпрыгнул на стуле от откровенной радости. Он даже чуть не хлопнул в ладоши, едва сумев остановиться на движении и не соединив ладони со звонким шлепком!..

Даже Таеган, почти не знавший его, изумился его, дина Лугуса, какой то детской непосредственности, всматриваясь в него с недоверчивой снисходительностью.

  Это же просто превосходно! – восклицал дин Лугус, явно с трудом удерживаясь, чтобы не вскочить и не пуститься по столовой зале чуть ли не в пляс. – Это просто превосходно, что я уже завтра, до обеда, смогу забрать в дом родителей мою дорогую невесту!

Таеган и Аня переглянулись.

Если муж об этой парочке мало что знал, кроме главного для себя, чтобы считать дайну Эннис…э э… мегерой, то Аня… Аня внезапно вспомнила, как волновалась (да что там – волновалась! Будем конкретны – психовала изо всех сил!), когда Партхланы забирали свою «любимую дочурку» из её дома. Они – родители. Но каждый час без Лиссы давался Ане с огромным напряжением. И лишь при виде малышки, спрыгивающей с верхней ступеньки откидывающейся лестнички кареты, доставившей Лиссу в её, если строго судить, настоящий дом, сердце Ани успокаивалось.

Так и дин Лугус? Привыкший ухаживать за дайной Эннис, он просто напросто боялся оставлять её надолго без своего внимания?

Пока она размышляла, дин Лугус разливался соловьём, рассказывая, какие апартаменты – скромные по размерам, но комфортные и уютные, по его словам, – ждут его обожаемую невесту. Аня же смотрела на него, кивая: «Да да, всё это просто замечательно!» А сама снова вспоминала, как он преданно ухаживал за дайной Эннис, вплоть до того что сам помогал ей в санитарно гигиенических делах, что далеко не каждый мужчина сумеет вынести. А ведь процесс проклятия в его «обожаемой невесте» уже дошёл до степени, когда дайна Эннис не могла обиходить себя, а он поддерживал, любил её, несмотря ни на что. Потому и постепенно стал сиделкой при дайне Эннис… И лишь раз пришёл в отчаяние. Когда невеста больше уже не могла ни говорить, ни открыть глаз, ни пошевельнуться… Неужели бывает такая любовь на белом свете? Неужели можно так влюбиться в человека, чтобы видеть в его жутких поступках нечто более мягкое, чем видят остальные? И оправдывать дикие выходки, находя довольно убедительные аргументы, которые заставляют даже других, более реалистов по жизни, видеть данную личность в совершенно ином свете?..

  Что ж,   сказала Аня,   подытожим? Вы приезжаете завтра утром, как ездили к нам всю эту неделю, завтракаете вместе со всеми, а затем сидите в гостиной, дожидаясь окончания ритуала? Или предпочитаете приехать ближе к обеду? К концу ритуала?

  Нет нет! – заторопился дин Лугус. – Конечно, я приеду с утра и останусь с нетерпением дожидаться, когда смогу прижать к своему сердцу бедняжку Эннис! Мою великолепную Эннис! А сейчас…   Дин Лугус вдруг насупился, будто вспомнив что то важное, а потом опять радостно разулыбался. – Сегодня я должен буду принести вам свои искренние извинения, дайна Агни, но оставаться на ужин у вас, к сожалению, не могу – и не уговаривайте! Мне необходимо немедленно вернуться в дом моих родителей и приготовить всё, что нужно, для встречи моей драгоценной дайны Эннис! Дайна Агни, вы не представляете, настолько горяча моя благодарность вам за участие и за бескорыстную помощь в спасении моей невесты!

«Вообще то, помощь моя отнюдь не бескорыстна»,   думала Аня, провожая восторженного дина Лугуса, который только не приплясывал от радости, на крыльцо.

А потом она прижималась к плечу Таегана, глядя на опустевшую площадку перед домом – на пейзаж из серебристо чёрных деревьев и кустов под голубым светом не совсем ещё полной луны.