Боже мой, сколько раз мама это говорила? Не сосчитать. Я смахнула вновь навернувшиеся слезы, обернулась к ней и кивнула. Поплакать я себе позволю позже. А сейчас надо идти. Время на исходе.

Под ногами хрустел гравий, пока я шла мимо коровника, в сторону нашей длинной подъездной дороги, и думала о незнакомце, который беззвучно появился из ниоткуда.

До сих пор было непонятно, куда он делся потом.

«Магия», – раздался папин голос в моей голове.

Я быстро отогнала эту мысль.

На пересечении нашей дороги с шоссе я свернула вправо, на протоптанную тропинку – здесь я ходила в детстве миллион раз. Но теперь сквозь твердую поверхность тропинки пробивались сорняки в попытке отвоевать свое право на эту дикую землю, которую когда-то утоптали ноги двух моих товарищей по играм, когда мы бегали друг к другу домой и зимой, и летом – днем и вечером, в ленивую жару и бушуюущую непогоду.

Мои размышления прервало странное покалывание между лопаток. В четверти мили отсюда маячил дом родителей Рори – ветхая покосившаяся конструкция, которую следовало признать опасной для проживания еще несколько лет назад. Теперь там жил только отец Рори. Пэм ушла от него в то же время, когда уехал Рори, оставив его одного. Наедине с бутылкой, лишив объекта для издевательств.

От ощущения, что за мной следят, тело покрылось нервной дрожью, кожа подергивалась, как у лошади, когда ее кусают мухи. Я старалась идти, не сбавляя шаг и не оглядываясь назад. Хищник нападает, как только его жертве становится известно о его присутствии.

Я уже чуть не подняла руку, собираясь смахнуть волосы назад, а в это время незаметно посмотреть вбок, когда вспомнила, что мои волосы коротко острижены – лохматый ежик я прикрыла старой поношенной бейсболкой. Сэм меня заверила: со стрижкой я точно сойду за парня и при этом смогу уложить волосы в более женственную прическу, если понадобится. Хотя лично я сомневалась, что это понадобится.

Я решила прибегнуть к другой хитрости: поправила сумку на плече и сделала вид, будто споткнулась. Качнувшись в сторону, обернулась на мнимую злосчастную кочку. Деревья росли по обеим сторонам от тропинки и встречались кое-где среди полей – уйма возможностей спрятаться. Птицы предостерегающе заголосили, предупреждая стаю о вторгшемся в их владения человеке. В безветренном утреннем воздухе не шелестели ни трава, ни листья. Я не уловила ни единого движения.

Тогда я размеренным шагом продолжила путь, внимательно следя за всем вокруг, прислушиваясь к любым звукам.

Рядом явно кто-то был. Я была в этом уверена. И этот кто-то молча следовал за мной. В нашей части Техаса пумы встречались нечасто, однако такая возможность все равно имелась, а они считались великолепными охотниками.

И все же я знала, что это не животное. Люди и звери всегда будили во мне разные предчувствия и ожидания. Они ощущались по-разному в зависимости от того, насколько были опасны. В детстве мы с Рори и Томми часто играли в жестокую версию пряток: если тебя находили, тебе доставались тумаки.

То, как животное преследует свою добычу, мне казалось понятным. Пугающим, но при этом вполне логичным. Их мотивы так же предсказуемы, как и приемы в охоте. То ли дело люди-охотники – полная противоположность. Стиль их преследования меняется под действием настроения и эмоций, а возможности скрываться от добычи расширяются благодаря интеллекту.

Люди – самые опасные хищники.

Волоски у меня на руках встали дыбом, внутри проснулось смутное предчувствие, связанное отнюдь не с перспективой быть съеденной, а с возможностью подвергнуться еще большей опасности, чем способно навлечь животное.

Значит, человек. Профессионал с высоким уровнем интеллекта. Очевидно, может передвигаться бесшумно, прятаться, не нарушая лиственный покров, и, скорее всего, атаковать, когда ты меньше всего ожидаешь.