Она, сельо, изменившаяся для своего избранника душой и телом, чувствовала его на любом расстоянии, как «солнечный цветок», поворачивающийся за дневным светилом в любую погоду.

Ее сердце разрывалось пополам, по щекам текли слезы.

Если она пойдет за Сатарфом, то может потерять дочь.

Если она вернется спасать дочь — потеряет любимого, а вместе с ним и жизнь.

Волкодлак лежал у ее ног и даже слегка вздремнул — путь предстоял дальний, то ли вперед, то ли в обратную сторону — без разницы, и его звериная ипостась использовала каждый момент отдыха. Но его чуткое ухо ловило малейший шорох.

Он приоткрыл глаз, когда едва слышно прошелестела трава, и тут же распахнул второй. Царица, казалось, сошла с ума: она вдруг легла на землю, лицом к небу, и замерла, раскинув руки и закрыв глаза, а через минуту от ее лба, сердца, ладоней и живота крестом заструился перламутровый свет. В метре от земли лучи начали закручиваться вокруг центрального, изливавшегося от сердца, образуя расширяющуюся воронку, а внутри формировался светящийся кокон.

Оборотень затаил дыхание. Впервые ему довелось наблюдать магию сельо. Но теперь-то их точно заметят: либо сама Лойт, либо вампиры — граница с кланом Неупокоенных проходила совсем рядом.

Между тем кокон, достигший внушительных размеров, треснул, и из него выпорхнула полупрозрачная «бабочка» — тонкая, похожая на Эльду женская фигура с крыльями. То ли привидение, то ли лунный дух, — с такими существами оборотень еще не сталкивался.

— Лети к моей дочери. К Аэлике! — приказала ей царица, с усилием подняв ладони и сделав странный жест, словно вырывала что-то из сердца.

«Бабочка» кивнула, улыбнулась и махнула призрачными крыльями, в мгновение ока исчезнув из поля зрения. Даже острые глаза оборотня не смогли уловить направление ее движения.

Рука царицы легла на его загривок.

— Пора в путь, Грир.

Голос ее был таким тусклым и безжизненным, а ладонь столь холодна, что сердце зверя пропустило удар. Но запах женщины не изменился, она выглядела и пахла точно так же, как раньше, только тело словно остыло и глаза потеряли блеск.

— Что это было? — спросил оборотень.

— Магия? — царица иронично вздернула бровь.

Оборотень попятился. Уж он-то наслушался о нерожденной сверхзвериной ипостаси Эльды, даже нанюхался, когда ее обращение едва не состоялось. Но то существо, которое прорастало в Эльде, далеко ушло после близости самки с ее избранником. Там была другая магия. Что же сейчас?

— Ты шуток не шути, царица. Мы их не понимаем, знаешь ли.

— Это наша древняя магия сельо, и она древнее, чем пришедшая от Лунной богини. Изначальная, присущая только женщинам, тебе не понять. Мы можем разделять душу, отправлять ее часть с любимым существом, чтобы хранить и оберегать. Так как я сельо лишь наполовину, это таинство дается мне с трудом и отнимает жизненные силы. Даже чистокровные сельо редко им пользуются: заклинание снижает боевые качества, потому что сейчас мое внимание раздвоено. А если «берегине» понадобится спасти хранимого, то она может потребовать от меня все силы, и даже перетянуть тело в самый неподходящий момент, например в бою.

— Но ты рискнула.

— А что делать? — печально улыбнулась Эльда. — Возвращайся, Грир.

— То есть как? — возмутился оборотень. — Получается, я зря лапы мозолил?

— Почему же? Ты доставил меня куда нужно. Теперь ты возвращаешься, а я продолжаю путь. К драконам тебе все равно нет хода. А твоя помощь может мне еще понадобиться в столице.

— Ну уж нет. Меня стая не примет, если клятву нарушу. Хочешь, чтобы меня растерзали? Это не такая благородная смерть, как при исполнении… Лучше уж драконы…

— Будь неладен тот момент, когда я взяла вас, блохастых, под опеку! — вспылила царица.