Еще через час мысль о жарком костре стала совсем навязчивой, и Сатарф решился. Может, хоть на огонек кто заглянет. Он сбросил наземь походный мешок, наломал обледенелых веток с чахлого кустика — последняя возможность погреть искалеченные руки. Еще выше даже травы для костра не будет, только снег и ветер.

Едва вспыхнули первые язычки пламени, ночной мрак стал густым и вязким. Казалось, сама Тьма пришла к своему детищу и стоит за пределами красноватого круга света.

«Прости, Великая Мать», — послал он Тьме покаянную мысль. Ведь чем больше света, тем меньше надежды на помощь его Госпожи. Но нужно было взбодрить остывающую без магии кровь. Он усмехнулся про себя, протянув к робким язычкам огня скрюченные пальцы рук. Видели бы светлые, до чего дошел демон.

«С-с-смертный…» — коснулся его сознания зов, больше похожий на болезненный стон, и бывший владыка порадовался, что его способность говорить с почти потусторонними существами не иссякла вместе с магией.

— Ну, наконец! — он поднялся, вглядываясь в черный купол неба, но, конечно, ни зги не увидел. Ни звезд, ни — слава Тьме — луны. Еще ока Лойт ему не хватало в миг смерти. — Иди ко мне, я готов!

И каково же было изумление Сатарфа, когда вместо смертного холода в его душу проникла сразу сотня разноголосых стонов: «Помоги, смертный! Помоги нам! Помоги…»

Что должно было случиться, чтобы драконы Смерти нуждались в помощи того, кто сам пришел к ним за помощью, бессильного калеки, чьей магии едва хватало на то, чтобы разжечь костер и не спотыкаться на горном склоне?

Тьма напротив Сатарфа обзавелась десятками багровых звездочек: невидимые решили проявить себя.

— Ты поможешь нам, смертный? — вслед за самыми яркими алыми очами материализовалась костяная голова. Туловище существа исчезало в непроглядном мраке.

— Как смертный может помочь бессмертному?

— Мы расскажем как.

— Мы покажем где.

— Мы доставим тебя сами, если ты согласишься, бескрылый, — зашелестело одновременно отовсюду, как шум невидимого дождя по листве потустороннего сада.

— Мы выполним любое твое желание, которое нам по силам. Кроме вечной жизни, это не в нашей власти, — еще одна рогатая, усыпанная костяными шишками голова склонилась из-за плеча Сатарфа и безбоязненно принюхалась к живительному пламени.

Огонь резко исчез, и даже привычные к мраку глаза демона на мгновение ослепли.

Этого мига оказалось достаточно, чтобы местность вокруг Сатарфа неузнаваемо изменилась.

Он не почувствовал никакого движения. Острый край валуна, на котором он сидел, как впивался в его бедро, так и продолжал ощущаться. Скальная поверхность под ступнями не дрогнула ни на волос. И даже ветер не коснулся его кожи: морозный воздух словно застыл. Мертвую тишину не нарушил ни один звук.

Но демон видел ночным зрением, что оказался не на пологом склоне горы, а в огромной каменной чаше, чьи зубчатые края складывались из гигантских, уходящих в неимоверную высоту отвесных пиков. Дно странной, словно искусственно вырезанной в скалах и выровненной долины было идеально ровным и круглым.

А через миг рядом с Сатарфом материализовалась уже знакомая рогатая драконья башка на мощной костяной шее. В пасти она держала безвольно свисавшую тушу крупного волка. Демон сам себе удивился, обнаружив, что его удручила смерть упрямого Ворчуна. Значит, оборотень все-таки пошел за ним, невзирая на запрет. Вот и поплатился.

Дракон сплюнул тушу на камень. Почистил пасть от набившейся шерсти, попросту срыгнув сгусток светящейся плазмы. Противно запахло паленым волосом.