Мутно мелькали ночные перелески, поляны, мосты, столбы...
— Готовься! — не оборачиваясь, прокричал Егор.
И точно: из тьмы надвигались шлагбаум, будка, часовой... За сорок метров Егор, тормозя, полил из шмайсера, укрепленного над рулем, часового и будку. Часовой упал, а из будки выскочили двое. Еще очередь, и двое тоже легли.
—Повезло. Бауэровскиe волкодавы не поспели, — сказал Егор и тронул мотоцикл.
Когда они подъезжали к шлагбауму, один из лежавших приподнялся и робко полоснул из вихлявшегося шмайсера. Маша навскидку выстрелила из нагана. Приподнявшийся опять упал. Окончательно.
— Черт! — выругался Егор. — Зацепил, мерзавец!
Он рассматривал свое правое колено. Маша, достав пакет, разрезала бебутом егорову штанину, перевязала наскоро.
— Серьезно, Егор. Кость задета.
— Садись за руль, Маша.
Маша помогла Егору поменяться с ней местами и врубила стартер. Снова мчался мотоцикл...
Вскоре Егор по каким-то приметам определил:
— Сюда.
Мотоцикл поскакал по буеракам. На краю большой поляны Егор глянул на часы и приказал:
— Стой!
— Где мы?
— Беги туда... Скажи, чтобы костры зажигали, — он указал на центр поляны.
Маша побежала туда, где не просматривались, а лишь обозначались движением человеческие фигуры.
Запылали костры, и Егор запрыгал на одной ноге к огню. Допрыгал и в изнеможении упал. Маша прилегла рядом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хреново. Где же они, черт бы их побрал!
В ответ на егоровское заклинание послышался приближавшийся самолетный гул, а потом — совсем неожиданно — самолет обнаружился над лесом, окружавшим поляну, и молниеносно сел, катя к кострам.
— Быстрей, быстрей! — орал штурман, перекрывая рев невыключенных моторов.
Партизаны помогли забраться в самолет Маше, закинули мешок, закинули Егора. Тотчас самолет ушел в невидимое небо.
Маша уложила Егора на тряское железное сиденье-скамейку, присела у его простреленного колена, еще раз осмотрела перевязку и спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
— Если долетим, до больницы дотерплю.
Маша заглянула в его дурные глаза, расстегнула комбинезон, достала букет. Егор увидел кувшинки, сказал, чтобы сказать:
— Желтые. К измене, говорят.
— Егор, кто последний из пещеры уходил?
— Алик.
— А я думала — ты. — Помолчала. — Что там было, Егор?
— Севы нет, — стараясь нe глядеть на Машу, признался Егор.
— Как же так, Егор? — в ужасе спросила Маша, не ожидая ответа.
Егор погладил ее по колену, успокаивая, и вдруг передернулся от отвращения к себе.
— Это я виноват, Маша. Я — самодовольная дубина. Профессионал! Просчитать мерзавца только для того, чтобы загнать его в угол, и не просчитать чуть дальше!
Маша погладила его по щеке и сказала:
- Человека просчитать до конца невозможно.
Потом дотронулась до егоровой перевязки, отвернулась и заплакала.
Шикарный иностранец шел по бесконечному коридору тихого учреждения. Он шел, прихрамывая и опираясь на трость, шел быстро. Медленно он не умел. У одной из многих-многих дверей он остановился, постучал и, услышав невнятный ответ, распахнул.
В скромной комнате сидели двое. Один — за столом, в полковничьей форме, другой — на отдаленной от стола и прикрепленной к полу табуретке, в гимнастерке без знаков различия и без ремня.
— Жора! — радостно узнал иностранца полковник, вышел из-за стола, обнял. — А я думал, что тебе еще с месяцок по госпиталям кантоваться.
— Некогда, Сережа, некогда.
Полковник отстранил Егора на длину рук, еще раз рассмотрел:
— Пижон. |