Имеет, подумал Тео, но промолчал.

— У дороги есть роща сахарных кленов, а посреди рощи кладбище, небольшой квадрат с белым штакетником. Там все Квинны похоронены. Десятки могильных камней аккуратными шеренгами. Мои прадед и прабабка рядышком, и тут же их родители. Тетки, дяди. Эдвард Квинн, погибший во время Второй мировой, и Холли и Боб Квинны, сестра бабушки и мой дядя, они разбились на машине в восемьдесят пятом, задолго до моего рождения. Можно ходить по кладбищу и узнавать историю семьи. Каждый год четвертого июля на ферме большой пикник, и перед обедом мы все идем на кладбище и кладем на могилы цветы, отдавая дань уважения. У папы есть двоюродный брат, Дэниел Квинн, он на пенсии, так он подстригает траву и ухаживает за могилами. Что с кладбищем-то будет, Тео? Государство же не может отобрать могилы? Это уже из ряда вон…

Тео поежился.

— Мне нужно спросить. Я поговорю с отцом, он опытный специалист по недвижимости и собаку съел на праве принудительного отчуждения. Но сразу скажу, вряд ли я смогу тебя обнадежить или дать ответ, который ты хочешь услышать. Если государство забирает землю, оно забирает и все, что на ней находится. Все строения сровняют с землей бульдозерами.

— А могилы?!

— Я спрошу у отца, обещаю.

Харди долго сидел неподвижно, глядя в стол. Наконец он сказал:

— Дому сто пятьдесят лет. У отца было две сестры и два брата, но он, как старший, унаследовал дом от деда и бабки. Я тоже старший, и дом когда-нибудь должен был перейти мне, так уж у нас в роду заведено. Это прекрасная старая усадьба, жить в ней — большая честь, но на хозяина ложатся заботы о ферме, а это прорва работы. Как же с домом-то будет, Тео?

Тео начал уставать от сложных вопросов, на которые ему нечего было ответить.

— Спрошу у отца, ладно? — повторил он, уже зная, что ответит мистер Бун. Но Харди был расстроен, и Тео не хотелось сыпать соль ему на раны. Когда государство отбирает землю, оно вправе сделать со строениями все, что хочет.

Харди не унимался:

— Вчера за ужином родители говорили об этом шоссе.

— Мои тоже.

— Проект проталкивают компании грузоперевозок, которые базируются к северу и югу от Страттенберга. Им, видите ли, не нравится проезжать по Бэттл-стрит, дескать, это парализует движение в городе. Они считают, что в объезд перевозить грузы станет проще, и дела сразу пойдут в гору. Они дают деньги политикам, в том числе губернатору, политики тянут за нужные ниточки, а в итоге у нас отбирают ферму.

— Моя мать с этим согласна, а вот отец…

— А местные воротилы уже пилят откат с новой трассы. Только подумай, двести миллионов долларов будет потрачено в Страттенберге! Много кому хочется вскочить на борт такой лодки.

— Например?

— Например, строительным компаниям, строителям мостов, продавцам строительного оборудования и материалов. Отец говорит, они бьются за проект как сумасшедшие. В экономике спад, деловая активность снижена, а тут вдруг шоссе за двести миллионов! Папа сказал, это очередной жирный кусок от правительства. Политики хватаются за него ради голосов избирателей, бизнесмены дерутся ради баксов, и только налогоплательщикам достается оплачивать счета за очередной бессмысленный проект.

— А как это — жирный кусок? — спросил Тео.

— Это когда правительство дает деньги политикам, и те вкладывают их в проекты в обмен на голоса избирателей, чтобы подольше побыть на своей должности. Бывают проекты полезные, но чаще попадаются никому не нужные.