Маленький рот стал жадно что-то искать, потом раскрылся, сладко зевая. Какой узкий розовый язычок, точно у котенка. Эдуард согнул палец и поднес его к ищущему рту. Девочка принялась старательно его сосать, и так сильно… потом почему-то расплакалась. Плач ее напоминал икоту, личико сразу сморщилось, покраснело. Сам не зная почему, Эдуард сильнее прижал ее к плечу. Плач прекратился.

 Подождав, когда она совсем успокоится, он осторожно опустил ее, поддерживая обеими ладонями. Потом снова заглянул в ее синие глаза, которые смотрели на него очень серьезно.

 — Настанет день, — сказал он ей, своей дочке. — Обязательно настанет, когда я вернусь к тебе. Обещаю.

 Уложив дочку в кроватку, он заботливо ее укутал.

 Постоял над ней еще немного, зная, что надо, надо уходить, иначе он просто не сможет уйти отсюда… Он решительно развернулся и направился к лестнице. Дверь во вторую спальню была слегка прикрыта, и в просвет виднелась медная спинка двуспальной кровати. Эдуард отвел глаза.

 Он спешно попрощался с женщинами; Энн вручила ему портрет Элен, она писала его по просьбе Эдуарда.

 Он до вечера не решался распаковать портрет. И тогда только, зная, что теперь ему уже никто не помешает, он сорвал бумагу — и долго-долго смотрел.

 В тот же вечер, но позже, он ужинал с Кристианом, который какое-то время не задавал ему вопросов, но наконец не выдержал.

 — И что ты надумал? — спросил он, выпив для храбрости изрядное количество виски.

 Эдуард, как всегда невозмутимо-спокойный, был искренне удивлен этим вопросом.

 — Как что? Ждать. Что же еще?

 — Ждать? И сколько? — вырвалось у Кристиана; сам он терпеть не мог ожиданий.

 — Сколько требуется, — услышал он в ответ.

 Кристиан вздохнул. Ему страшно хотелось заставить Эдуарда действовать, и немедленно. Но он знал, что это бесполезно. Эдуард умел ждать, и его терпение всегда вознаграждалось. Тысячи мелодраматически завлекательных планов пронеслись в горячей голове Кристиана. Но только он открыл рот, как его друг — так он и знал! — деликатно, но твердо перевел разговор на другую тему.

 ЭДУАРД

Париж — Сен-Тропез

1962

 — Представляете, рак, — выдержав для приличия паузу, Филипп де Бельфор принял из рук Эдуарда стакан с виски, потом с торжественной многозначительностью покачал головой. — Кошмар. Еще полгода назад был здоровяк, каких мало. Все на покой собирался, мог себе позволить, я слышал, он очень удачно поместил свои капиталы. Мы с ним как-то завтракали, он тогда устриц заказал. Я и говорю ему: «Бришо, ты везучий, всегда знаешь, на что ставить. А чем ты будешь заниматься на пенсии, у тебя же будет куча свободного времени?» И знаете, что он ответил? «Буду тратить деньги, Филипп, — так и сказал. — Я столько лет их копил, пора уже и тратить. Надо жить сегодняшним днем, завтрашнего у меня может просто не оказаться».

 Его постная физиономия на миг исказилась от тайной злобы. Но он быстренько взял себя в руки.

 — И ведь действительно не оказалось завтрашнего дня. Полгода — и конец. Кошмар. Непостижимо. Бедняга Бришо. Особой дружбы между нами не было, но не о том речь. Никто не волен знать, что ему уготовано. М-да, да. Sunt lachrimae rerum — сразу вспомнилось мне. «Плачем о жизни» — так точно. Впрочем, бедняга Бришо не слишком увлекался поэзией.

 — «Плачем о вещах», — негромко возразил Эдуард.