– И что с того?

– Ладно-ладно, поступай как знаешь. Об одном тебя прошу – не приноси сюда вульгарные запахи бистро… Ты уже прочла бюллетень?.. Не удосужилась. А между тем кое-что должно было бы тебя заинтересовать. Нам предлагают кандидатуру некоего Хольца, кажется, весьма достойный господин, вдовец, богатый, нестарый. Однако… Есть одно «но». Он собирается привезти с собой рояль. А мы ведь знаем, как ты относишься к этому инструменту, и ни в коем случае не хотим огорчать тебя. Итак, да или нет?

Жюли не решается сказать, что музыкальная «аллергия», как и все прочее, осталась в прошлой жизни.

– Надеюсь, он не собирается играть все дни напролет… – произносит она усталым тоном.

– Конечно, нет. Этот человек – любитель, но ты сможешь сама с ним поговорить – он приедет на выходные. Мне больно видеть твою неприкаянность, думаю, тебе не стоило изгонять музыку из своей жизни. Можно купить хорошую стереосистему…

– Прекрати…

Глория крутит кольца на пальцах, играет с браслетами. Годы пощадили ее красоту, о таких старушках говорят: «Ничто их не берет, разве что смерть!»

– Мсье Риво хотел бы получить ответ как можно скорее, – продолжает Глория. – Так мы сможем избежать докучливых посетителей. В «Приюте» сейчас продаются сразу две виллы, что не идет на пользу нашей репутации. Люди могут решить: «Там что-то не так!»

– Ладно, – прерывает разглагольствования сестры Жюли. – Я согласна. Предупреди Риво. Если совсем устану от дилетантского бренчания, заткну уши – на это у меня пальцев хватит. Мы закончили? Я могу быть свободна?

– Ты становишься злой… – Глория качает головой. – Плохо себя чувствуешь?

– Какая разница? – вздыхает Жюли. – Когда умирают такие старые перечницы, как мы с тобой, никто не говорит: «Они долго болели…» Эпитафия звучит короче: «Они угасли…»

– Говори о себе! – гневно вскрикивает Глория. – Я «угасну», когда сама того пожелаю. Убирайся!

В ее голосе звенят слезы.

– Не переигрывай, – сухо бросает Жюли. – Доброго тебе вечера.

Проходя мимо колыбели, она взмахивает рукой в перчатке и произносит нараспев: «Ути-пути-путенъки…»

В спину ей звучит возмущенно-обиженный возглас Глории:

– Я с тобой больше не разговариваю!

Глава 3

Несколько дней спустя появился мсье Хольц собственной персоной, крупный мужчина с серыми глазами навыкате и обвисшими щеками-брылями (так выглядят изнуренные болезнью люди или внезапно похудевшие толстяки). Одет он был не по сезону – в строгий костюм, шляпу из ткани с рисунком «куриная лапка» и черно-белые полуботинки. «Работал прорабом или бригадиром, потом выбился в люди и стал патроном, – отметила про себя Жюли, – но держится уверенно и с достоинством…»

– Прошу вас, садитесь, – сказала она, кивком указывая на кресло.

– Мадам Бернстайн все мне рассказала. Вы можете быть совершенно уверены, что…

– И для вас не секрет, что я была известной пианисткой… – перебила посетителя Жюли.

– Знаменитой, – поправил Хольц.

– Можно и так сказать. Теперь я калека и, когда слышу фортепьянную музыку…

– Понимаю, – кивнул он, сжав руки. – Я сам прошел через нечто подобное. Мое имя ничего вам не говорит? Юбер Хольц.

– Нет, простите.

– Два года назад меня похитили прямо от заводской проходной и три месяца держали в заложниках.