Пилар тоже была там. Напряженное возбуждение воскресного утра передавалось ей. Она знала, что живет в самый значительный период истории своей страны, и перестала тосковать по тем, кто отплыл в неведомое.

На воде, покачиваясь от сильного ветра, горделиво красовались корабли «Ахат», «Свифтшур», «Бонпарейл», «Мэри-Роуз», «Элизабет Бонавентур», «Виктория» и другие.

Пилар не сомневалась, что эти корабли непобедимы.

В эти минуты она понимала, что, хотя рассталась с любимыми друзьями, дом ее здесь.

«Когда-нибудь они вернутся, – говорила она себе, ибо ей было свойственно верить, что ее желания сбудутся, – или я переплыву океан, чтобы увидеть их. Когда мы победим испанцев – а мы их несомненно победим, – моря станут безопасными, и на земле больше не будет войн».

Испанцы казались ей воплощением зла, стремящимся привезти в Англию свои орудия пыток и инквизицию. Она была истинной дочерью капитана.

Глаза Пилар сверкали – она жалела, что не родилась мужчиной и не может отплыть на одном из кораблей навстречу врагу.

Повернувшись, Пилар поспешила к церкви Святого Андрея. Капитан был уже там.

– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Какое зрелище, а? Кто бы сегодня не мечтал быть англичанином? Чума на судьбу, привязавшую меня к суше! Я бы пожертвовал остатком жизни, чтобы отплыть сегодня навстречу испанским псам!

Великие имена жителей Девона эхом отзывались по всему миру. Мартин Фробишер, Джон Хокинс, лорд Говард оф Эффингем – хотя последний был не так популярен в Плимуте, где все считали, что лордом-адмиралом флота должен быть сэр Фрэнсис, – и, наконец, сам сэр Фрэнсис Дрейк; его усы были лихо закручены, борода вызывающе торчала над кружевом воротника, а глаза улыбались из-под тяжелых век приветствующим его людям.

В церкви шел торжественный молебен, а те, кому не нашлось там места, стояли на площади, молясь о победе.

Выйдя из церкви и, посмотрев на море, капитан и Пилар увидели еще один корабль, приближающийся к Плимуту. Они стояли, наблюдая за ним и спрашивая себя, не испанское ли это судно.

Но это был не испанец. Корабль плыл под флагом святого Георгия, направляясь прямо в залив.

В глазах у капитана сверкнули радость и гордость.

– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Что я говорил тебе, девочка? Разве я не предупреждал, что он услышит новости и вернется домой? На Петрока можно положиться! Если Англия в опасности, он придет ей на выручку! Разрази меня гром, сегодня мне почти жаль донов. Разве у них есть хоть один шанс на победу, когда им навстречу движется сам Дрейк, а теперь еще и Петрок?

Капитан обнял Пилар и пожимал руки всем, кто подходил к нему.

– Разрази меня гром, взгляните-ка на этот корабль! Это мой мальчик Петрок вернулся сражаться за Англию!

Пилар стояла, прикрыв ладонью глаза и наблюдая за приближающимся кораблем.

Они вели его в Тайберн. Люди на улицах усмехались и швыряли в него камнями и комьями грязи. Иезуит! Испанский шпион! В Англии лишь одно слово было синонимом слова «ненависть» – Испания.

Он бормотал себе под нос:

– Блаженны вы, когда будут поносить вас… за меня. Теперь уже осталось недолго. Наконец он окажется лицом к лицу со страхом, преследовавшим его всю жизнь. Худшее еще впереди, но это не протянется долго. Он молил ниспослать ему силу взглянуть в лицо страху.

Он сделал то, что считал необходимым. Он не мог отплыть вместе с Бласко, ибо, поступив так, взял бы с собой свой страх, тщетно пытаясь убежать от него, как пытался, когда в первый раз ехал с отцом Санчесом на север из Кадиса. Спасения не было, ибо страх являлся частью его самого. Он был рожден с ним – недаром говорится: «Если твой правый глаз соблазняет тебя, вырви его».