Эта дивная красота не имела себе равных, хотя здесь были прелестные англичанки и русские, красивейшие женщины Женевы, а также другие итальянки; среди них блистали княгиня Варезе и знаменитая певица Тинти, которая как раз в эту минуту пела.
Родольф, прислонившись к двери, смотрел на княгиню Гандольфини, устремив на нее пристальный, упорный, магнетизирующий взгляд; в него была вложена вся сила человеческой воли, какая только может быть сосредоточена в желании, принимающем иногда характер властного приказа. Заметила ли Франческа этот пламенный взор? Ждала ли она сама с минуты на минуту появления Родольфа? Но через некоторое время ее глаза обратились к дверям, как будто их достиг этот ток любви, и, не колеблясь, встретились с глазами Родольфа. Легкая дрожь пробежала по ее чудному лицу и прекрасному телу: душа молодой женщины испытала ответное потрясение. Франческа покраснела. Родольф ожил от этого обмена взглядами, столь быстрого, что его можно сравнить лишь с молнией. Но с чем можно было сравнить счастье Родольфа? Он был любим! Величественная княгиня и здесь, в прекрасной вилле Жанрено, окруженная блестящим обществом, осталась верною слову, данному бедной изгнанницей, капризницей из дома Бергманов! Упоение такой минуты делает человека рабом на всю остальную жизнь. Едва заметная улыбка, прелестная и лукавая, искренняя и торжествующая, пробежала по губам княгини Гандольфини; улучив момент, когда на нее не смотрели, она взглянула на Родольфа с таким видом, словно просила прощения за то, что скрыла свое настоящее звание.
Когда дуэт кончился, Родольф мог подойти к князю, который учтиво подвел его к своей супруге. Молодого француза с соблюдением всех церемоний официально представили Франческе, а затем князю и княгине Колонна. Когда с этим было покончено, Франческа приняла участие в знаменитом квартете “Mi manca la voce” <“Мне изменяет голос” (итал.).>, исполняемом ею, Тинти, прославленным тенором Дженовезе и известным итальянским князем, бывшим тогда в изгнании; если бы он не был князем, то стал бы благодаря своему голосу одним из властителей сцены.
- Присядьте здесь, - сказала Франческа Родольфу, указывая ему на свое собственное кресло. - Oime! < Ой! (итал.).> Кажется, в моем имени была маленькая ошибка: с минуту назад я почувствовала себя княгиней Родольфини!
Это было сказано так грациозно, очаровательно и чистосердечно, что признание, скрытое за шуткой, напомнило счастливые дни, проведенные в Жерсо. Родольф испытал сладостное упоение, слушая голос обожаемой женщины, находившейся так близко, что его щека почти касалась ткани ее платья и газового шарфа. И если в подобный момент поют “Mi manca la voce” и квартет этот исполняется лучшими певцами Италии, то легко понять, почему на глазах Родольфа выступили слезы.
В любви, как, может быть, и во всем другом, есть мелочи, маловажные сами по себе, но вызванные множеством предшествующих им незначительных обстоятельств; такие мелочи приобретают огромное значение, подводя итог прошлому, приближая будущее. Можно много раз чувствовать, как дорога любимая женщина, но какой-нибудь пустяк, тесное соприкосновение душ, вызванное каким-либо словом во время прогулки, каким-либо неожиданным знаком любви, доводит это чувство до наивысшей степени. Если воспользоваться образом, имеющим бесспорный успех с того времени, как существует мир, то можно сказать, что в длинной цепи обязательно бывают точки, где сцепление больше, чем в остальной гирлянде звеньев. Взаимное признание, которым, невзирая на присутствие общества, обменялись этим вечером Родольф и Франческа, было одним из таких кульминационных моментов; они связывают будущее с прошлым и словно гвоздями прибивают к сердцу настоящую любовь. Быть может, об этих-то гвоздях и думал Боссюэ, говоря о том, сколь редки счастливые минуты в нашей жизни, Боссюэ, любивший сам так горячо и затаенно!
За наслаждением, какое испытываешь, восхищаясь любимой женщиной, следует другое - видеть, как ею восхищаются все: Родольф вкусил и то и другое. |