И тогда, говорит подошва долины, ухмыляясь всеми щелями, вот тогда-то я и двину по-настоящему. Поскольку на основании высокого уклона от этих закупорок нельзя ожидать достаточного закрепительного действия. Поэтому, говорит долина, и это становится всё громче, потому что ей приходится перекрывать собственный шум, завывание подземных ветров, поэтому, дескать, из факта, что первый прорыв воды и грязи, который тогда состоялся, застопорится, нельзя сделать вывод, что если кто-то попробует ни свет ни заря откачать воду и соорудить дощатые перегородки, то возникнет стабильное уплотнение, отнюдь. Нисколько. Вот видите. То же самое будет и с людьми, которые останутся там, внизу.
Лучше бы господин Яниш въехал в один из домов, которые уже есть, тогда бы у него стало их два, у сына бы тоже был свой (пока не весь: старушка, которой он принадлежит, ещё жива, пожалуйста, не забудьте не принести ей цветы! Только на похоронах ей перепадёт несколько, разумеется из сада, иначе для чего же он нам), господин Яниш-мл. хочет потом всё перестроить, но это пока потерпит. Ведь пока внутри живёт чужой человек, которого не вынешь, как мармелад из баночки. Бесчисленными неприятными часами здешние люди обязаны горе, которая, что касается подлости, давно конкурирует с озером. В озеро что-то сбрасывают, что ему ничего не даёт; гора сбросила свой проклятый лес и стала опасностью для людей, посёлков и сооружений; это лес главным образом трудился на общественное благо, поэтому мы создадим комитет общественного спасения — не для вырубки лесов, а для удержания воды и камней и для выламывания доломита и другой ерунды, но этот лес не сдержал того, что обещал. Он не удержал при себе камни, да это было бы и невозможно, когда их так много. Также и ниже леса разыгрываются ужасные сцены, дом сползает в глубину, и теперь наружу выглядывают только украшенные цветами балконы, мы ими восхищены, столько красоты на таком малом месте! Их ещё успеют сфотографировать, прежде чем они исчезнут под землёй. Взгляните, это дерево там, наверху, оно тоже интересное: его корневища отчаянно хватают за воздух, пытаясь догнать кусок земли, которая катится в долину, но вот дерево уже опрокидывается, и нити его корневищ так дрожат в воздухе, что не поймают даже комара, а за воздух не удержаться.
Сегодня тепло, но дни ещё короткие. Подождём. Они уже потягиваются. Весна просыпается. Комната девушки в мансарде стоит пустая. Её наполненная мечтами внутренность за закрытыми занавесками, на краю уступа скалы — это не рутинный случай, как будет считаться в течение нескольких дней, это вообще пока не случай. Одна молодая женщина исчезла, допустим, она отправилась в далёкий мир, в окружной город, да, который с большой клиникой, в которой люди умирают от рака, который они своевременно не могли показать врачу, — люди никогда не имеют времени на самое главное, а если бы и имели, то не знали бы, на что и на какого сорта главное, — итак, допустим, молодая женщина, может, не смогла устоять перед миром по ту сторону деревни и однажды ночью просто не вернулась домой. Не захотелось. Исчезнувшая юная красавица, утраченный свет очей. Но не бойтесь, красота неприкосновенна, только попробуйте поймать этого прекрасного лебедя, тогда увидите! Неприкасаемая красота, она только для глаз, чтобы нам всем досталась от неё толика, а не только тем господам, которые восходят на мраморные утёсы, чтобы лично познакомиться с Наоми Кэмпбелл или Синди Кроуфорд. Появление Габи Флюхс состоится нежданно-негаданно, но со стороны матери и друга долгожданно. Она может быть здесь в любую минуту. Мы уже начали ждать. Ранним утром мать ждёт с привычным благодеянием в виде чашки кофе с молоком и бутерброда — на выбор, с колбасой или с сыром, а часто и с тем и с другим. После этого дочь, как и каждый день, должна пойти к автобусу, остановку видно из окна гостиной их отдельного домика, или к железной дороге, но дочь не видит причин, почему мать всегда должна смотреть ей вслед. |