– Дамы и господа, – произнесла она голосом прирожденного церемониймейстера, – время танцев.

Последовал взрыв аплодисментов. Миссис Скайлер подождала, пока он стихнет.

– В это нелегкое время войны, – продолжила она, – особенно важно, чтобы мы не забывали о тех традициях, которые связывают нас, делают одной нацией, и о тех радостях, за которые мы боремся, будучи обычными людьми. Этот скромный вечер мы с моим мужем устраиваем в честь множества храбрых мужчин, сражающихся за нашу страну, и сильных женщин, помогающих им в тылу.

Пока миссис Скайлер говорила, Элиза пыталась забрать свою танцевальную карточку с комода в юго западной гостиной. Обычно юные леди носили карточки с собой, но в этот раз ее мать решила возродить старую традицию собирать карточки у всех дам и оставлять на специальном столике, чтобы любой джентльмен мог вписать туда свое имя, не опасаясь отказа. Элиза знала, что мать так решила не из любви к традициям, а для того, чтобы ее упрямые дочери не смогли отвергнуть тех поклонников, которых она считала неплохим уловом.

– Как мать, – продолжила миссис Скайлер, – я испытываю неподдельное облегчение, зная, что мои сыновья Джон и Филипп слишком молоды, чтобы сражаться, но в то же время горжусь тем, какой заметный вклад в дело помощи армии внесли три мои старшие дочери.

– Правильно! Правильно!

Одобрительный гул голосов прервал ее речь. Но ненадолго.

– Анжелика, Элиза, Пегги, не могли бы вы присоединиться ко мне?

В тот момент, когда миссис Скайлер произнесла ее имя, Элиза заметила свою карточку и схватила ее, не успев даже прочитать записанные туда имена. Она поспешила в бальный зал, где гости уже послушно аплодировали знаменитым дочерям Скайлер, и скользнула между сестрами, чтобы вместе с ними подойти к матери. Как только она заняла свое место между Анжеликой, блистательной в янтарном наряде, и Пегги, ослепительной в платье цвета морской волны, на миг ощутила укол сожаления, что не согласилась надеть наряд, приготовленный матерью. Между этими двумя великолепными красавицами она почувствовала себя горничной, и лишь сестры, взявшие ее за руки, помешали ей скрыться в тени.

Когда аплодисменты стихли, девушки вернулись в ряды гостей.

– Пегги, – окликнула миссис Скайлер, – подожди секунду.

Пегги притворно выдохнула, изображая удивление, но, очевидно, она знала о происходящем заранее.

– У Анжелики и Элизы уже был дебют, – обратилась миссис Скайлер к гостям, – но, поскольку это первый бал Пегги в качестве молодой леди, я уступаю ей свое право открыть его первым танцем. Нельзя назвать этот вечер ее дебютом, поскольку проводить такие праздники во время войны было бы неподобающе. Тем не менее мы можем позволить ей сиять сегодня. Пегги, будь добра, скажи нам имя того джентльмена, которому будет оказана честь вести тебя в первом танце.

Пегги с готовностью достала свою карточку из ридикюля, сияя ослепительной улыбкой. Ее улыбка поблекла, когда она увидела имя вверху страницы.

– Сти… Стивен – запнулась она, – Стивен ван Ренсселер.

Под оглушительный рев аплодисментов Элиза, Анжелика и Пегги обменялись потрясенными взглядами. Стивен ван Ренсселер Третий был старшим сыном Стивена Второго. Ван Ренсселеры были отдаленными родственниками со стороны матери и к тому же богатейшей семьей на севере штата Нью Йорк. Во всех смыслах Стивен Третий был самым завидным холостяком к северу от Олбани – во всех смыслах, кроме одного.

Высокий, стройный парень в отлично сшитом сюртуке цвета полуночи и бриджах цвета голубиного пера вышел из толпы гостей. Тем не менее, несмотря на рост и цвет костюма, Стивен не был солдатом по одной простой причине: он едва достиг подросткового возраста.