Впрочем, когда Афинодор, оштрафованный афинянами за то, что не
явился на состязания в дни Дионисий, попросил царя послать письмо в его
защиту, Александр, хотя и не сделал этого, но заплатил за него штраф. Ликон
Скарфийский, со славою игравший на сцене, добавил к своей роли в какойто
комедии строку, в которой заключалась просьба о десяти талантах. Александр
засмеялся и подарил их актеру.
Тем временем Дарий прислал своих друзей с письмом к македонскому царю,
предлагая Александру десять тысяч талантов выкупа за пленных, все земли по
эту сторону Евфрата, одну из дочерей в жены, а также свою дружбу и союз.
Когда Александр сообщил об этом предложении приближенным, Парменион сказал:
"Будь я Александром, я принял бы эти условия".
"Клянусь Зевсом, я сделал бы так же, - воскликнул Александр, - будь я
Парменионом!" Дарию же Александр написал, что тот может рассчитывать на
самый радушный прием, если явится к македонянам; в противном случае он сам
пойдет на персидского царя.
XXX. ВСКОРЕ, однако, он пожалел об этом ответе, так как жена Дария
умерла родами. Александр не скрывал своего огорчения тем, что упустил
благоприятный случай проявить великодушие. Он приказал похоронить царицу со
всей пышностью, не жалея никаких расходов. Тирей, один из евнухов, которые
были захвачены вместе с персидскими женщинами, бежал из македонского лагеря
и, проделав долгий путь верхом, добрался до Дария, чтобы сообщить ему о
смерти жены. Громко зарыдав, царь стал бить себя по голове и воскликнул: "О,
злой рок персов! Жена и сестра царя живой попала в руки врага, а
скончавшись, была лишена царского погребения!" "Но, царь, - перебил его
евнух, - что касается похорон и подобающих царице почестей, у тебя нет
оснований жаловаться на злую судьбу персов. Ни госпоже моей Статире, пока
она была жива, ни твоей матери, ни дочерям не пришлось ни в чем нуждаться.
Они пользовались всеми теми благами и преимуществами, что и прежде, за
исключением только возможности видеть исходящий от тебя свет, который, по
воле владыки Оромазда, вновь воссияет в былом блеске. Когда же Статира
умерла, не было таких почестей, которых бы ей не воздали, и даже враги
оплакивали ее. Ведь Александр столь же милостив к побежденным, сколь страшен
в битве". После того, как Дарий выслушал этот рассказ, волнение и скорбь
вызвали у него чудовищное подозрение, и, отведя евнуха подальше в глубь
палатки, он сказал: "Если ты сам, подобно военному счастью персов, не
перешел на сторону македонян и по-прежнему считаешь меня, Дария, своим
господином, заклинаю тебя великим светом Митры и правой рукой твоего царя,
скажи мне, не оплакиваю ли я сейчас лишь меньшую из бед, постигших Статиру,
и не поразили ли нас еще более жестокие беды, пока она была жива? Не лучше
ли было бы для нашей чести, если б в злосчастьях наших столкнулись мы с
врагом кровожадным и жестоким? Разве стал бы молодой человек воздавать такие
почести жене врага, будь его отношение к ней чистым?" Не успел царь
произнести эти слова, как Тирей упал к его ногам, умоляя не обвинять
Александра понапрасну и не бесчестить покойную жену и сестру свою. |