Они молча подъехали к шатру, где князь в окружении воинов с веселой издевкой допрашивал пленного. Заметив, что сын мрачен, Ярослав спросил:
— Что стряслось?
— Федора только что убили, — тихо ответил Александр.
Новость эта омрачила княжеское чело, согнала улыбку. Ярослав перекрестился, обернулся к одному из своих дружинников.
— Вели тело мужа сего к отцу отвезти. Не хотел сын зреть отца родного, ныне предстал пред отцом небесным.
XXXII
БЛИЗИТСЯ ЧАС
Им вторили мужские голоса:
Езовник Братила, огребаясь веслом, виновато ловил взгляд княжича, сидевшего на носу лодейки, ворчал негромко:
— Ишь распелись, греховодники. Все игрища небось утолочили, а к храму пути забыли.
Княжич Александр молчал, задумчиво смотрел мимо Братилы на притихшую реку и, наверно, даже не вникал в смысл воркотни рыбака. В ногах у Александра лежала двузубая острога с крепкой кожаной петлей на рукояти — поворозой.
Приехал он сегодня на реку, думая отдохнуть и порыбачить. Княжеский езовник Братила, тщедушный мужичонка, отчего-то напугался приезда княжича и изо всех силенок тужился угодить ему во всем. Он тут же предложил сварить уху из свежей осетрины, но княжич, к удивлению рыбака, отказался, сказав:
— Надо поймать наперво, а потом уж варить.
— Это мы мигом, это мы мигом, — засуетился Братила. — Поймаешь собственной рученькой, из еза пол-лодьи нагребешь.
И уж совсем растерялся Братила, когда княжич и от еза отказался. Страшно мужу стало, что не может с полуслова понять желание господина своего.
— Прости, Александр Ярославич, — лепетал Братила. — Один живу. Месяцами слова людского не слышу. Растолкуй ты мне.
Тут уж милостник княжича Ратмир не выдержал:
— Ну и дурило ты, Братила. Тебе князь-то что толкует?
— Что? — испуганно выпучился рыбак.
— Что сам хочет рыбу-те изловить, а не вынуть из еза готовенькую.
— Это мы мигом, это мигом…
Братила наложил в лодью ворох сухих лучин, прихватил лучшую свою острогу. Добыв из очага огня, запалил трут и положил тоже на дно посудины.
— Пожалуй в лодью, Александр Ярославич, — пригласил Братила, придерживая веслом лодью у берега.
Княжич легко вскочил в лодку, и она закачалась, грозя зачерпнуть бортом воду. Увидев, что Ратмир тоже целит прыгнуть в лодейку, Братила предупредил:
— Э-э, она двух лишь берет.
— Я же не брошу князя.
— Хошь быть около, возьми другую лодейку, — сказал Братила.
— Оставайся на берегу, — улыбнулся Александр. — Не бойся, тут тихо, никто тебя не сворует.
Ратмир даже не улыбнулся шутке княжича, отталкивая лодейку, шепнул рыбаку:
— Зри, муже, в оба. Коли что, вопи. Я близко буду.
Так и повез Братила княжича по уснувшей реке, тихонько загребая коротким веслом. Когда совсем стемнело и небо засверкало россыпью звезд, Братила осторожно приткнул лодейку к берегу.
— Сейчас луч изладим, Александр Ярославич, и начнем.
Он стал возиться на носу лодейки, прилаживая на вынесенную вперед железную решетку сухие лучины. Из темноты, от куста явилась тень и спросила сипло:
— Может, пособить?
— Тьфу ты? — сплюнул испуганно Братила, едва признав Ратмира. — Леший тебя носит. Душа в пятки ушла.
Княжич тихо засмеялся. Смех княжича прибавил рыбаку храбрости.
— Пособлять станешь, когда уху сварим, — ответил он Ратмиру.
Затем Братила стал раздувать трут, подсовывая тонкие листики бересты. |