Крестились на икону все присутствующие: посадник, Федор Данилович, тысяцкие, Ратмир. У многих глаза блестели от сдерживаемых слез.

Повернулся князь к Сбыславу — доброму вестнику, теперь только рассмотрел его.

— Почему кровь на челе?

— Спешил очень, князь.

— Возьми за весть, — снял князь калиту с пояса и подал Сбыславу. Тяжеленька была, не менее пяти гривен лежало в ней.

— Спасибо, Александр Ярославич.

— Ратмир! — обернулся князь к слуге. — Седлай коней мигом. Скачем к владыке. Сам хочу порадовать старца.

Князь, сбежав с крыльца, прыгнул в седло, и стремян не коснувшись.

Когда прискакали на Ярославово дворище, Александр обернулся, крикнул Ратмиру:

— Вели в вечевой бить!

Ратмир свернул к колокольне. Заспанный звонарь, с соломой в бороде, сослепу признать не мог, кто это.

— Кто велит-то?

— Кто-кто! Князь Александр Ярославич.

— A-а, коли князь, то ударим, — отвечал звонарь и стал отвязывать веревку, тянувшуюся к языку колокола.

Архиепископ Спиридон только что облачился в ризу, водрузил митру на голову. Густо кашлянул, пробуя голос. Готовился к службе. Служка вьюном вился, оправляя складки на облачении владыки.

В это время двери настежь. В дверях князь Александр.

— Отец святой, весть добрая: татаре назад потекли. Не пошли на Новгород!

Густые брови владыки вскинулись вверх, в глазах настороженность.

— Кто принес весть?

— Мой дозорный Сбыслав Якунович.

— Воистину благая весть, сын мой. — Спиридон возвел глаза к небу, заговорил жарко: — Да возблагодарим мать пресвятую богородицу, что услышала молитвы наши. — Подошел к Александру, ухватил за плечи, заглянул в глаза, спросил: — Помнишь, сын мой, я обещал тебе чудесное заступничество святой Софии?

— Помню, владыка.

— Вот оно, свершилось! — Спиридон при этом высоко поднял палец и потряс им. — Свершилось! Пусть же празднует Великий Новгород, славя сие чудо, пусть не скупятся гости и бояре на брашно да меды для христиан.

Весть о чудесном заступничестве святой Софии за Новгород взбудоражила, всколыхнула весь город. Возликовали люди, грянули колокола. Все радуются, обнимаются, целуются, как на Пасху.

По велению владыки, князя и приговору веча выкатываются на Дворище бочки с хмельными медами, угощение на длинные столы мечется. Ешь, пей, гуляй, христиане! Все ныне даровое, не зевай, народ, насыщайся!

У столов первыми те, у кого локти крепче да брюхо тоще. Едят, пьют в три горла. Несмелому да совестливому не пройти к столам, ототрут, того гляди, задавят.

Новгородцы, наслушавшиеся страстей от спасшихся и прибежавших из Торжка, с благоговением смотрят на золотые купола Софии, отирают радостные слезы: «Не выдала, родная! Заступила!»

В святой Софии идет торжественная служба. Служит сам архиепископ. В храме народу битком, но из мизинных никого не видно. Купцы, бояре, тысяцкие, сотские с семьями. Княжеская семья — Александр с братом Андреем и княгиня Феодосья Игоревна.

Владыка Спиридон возглашает густым басом:

— Слава господу нашему-у вседержите-лю-ю-ю.

И сразу сверху, как с неба, дружный многоголосый хор подхватывает. «Слава те, слава те, все-дер-жи-те-лю на-ше-му-у-у».

Крестятся люди, кто быстро, кто не спеша, помня о высоком сане своем. Но все искренне торжествуют ныне.

А на Ярославовом дворище пир горой. В шуме, в гаме тонут звуки гудца, играющего плясовую, весело бухают тимпаны. Куролесят мизинные люди. Кто-то песню пытается сладить:

У церкви Параскевы Пятницы лицедеи чудеса творят.