— Мы б жито с Волги пустили, — сказал Александр.

— Твоя правда, сыне. Если снять или снизить пошлину, купцы б повезли жито хоть до стран полуночных. А уж если еще и боронить их от збродней всяких…

— Так давай так и сотворим, — обрадовался Александр.

— Ох аки прыток ты, — засмеялся князь. — Где ныне корысть наша, если эдак-то творить?

— Им вовсе закрыть жито с Волги надо, — сказал Федор, чем сильно обрадовал отца.

— Ай да Федя, золотая голова, — похвалил он сына. — Эдак мы и сделаем. Завтра же скачу Волок Ламский брать.

— А когда нас с собой брать станешь? — спросил Федор.

— Вас? — князь внимательно посмотрел на старшего сына. — Добро. Едешь со мной.

— А я? — вдруг обиделся Александр.

— Э-э, сыне, подожди, — ласково потрепал его по щеке отец. — Старшему наперед на стол садиться, пусть привыкает. А ты ж по ловам скучал, вот и займись.

Что надумал Ярослав Всеволодич, так тому и быть. Надумал Волок Ламский копьем взять — и взял его. Теперь Новгороду совсем худо придется, дорога-то житная у Ярослава в руках. Вскоре и впрямь прискакали в Переяславль послы от Михаила Всеволодича.

Ярослав принял послов княжеских, как и полагается, с честью и должным вниманием. Но в душе его кипело злое торжество, которое скрывал он через силу.

После приветствий и обмена любезностями посол приступил к делу:

— «Светлый князь, Ярослав Всеволодич, сил тебе не занимать стать… А ведомо, сильный князь велик душой бывает…»

Ярослав слушал и даже головой кивал согласно, хотя тянуло его за язык осадить посла, дабы не медоточил очень. Но сдерживал себя князь, памятуя, что за послом какой ни на есть, а князь стоит. И как бы ни презирал его Ярослав, он никогда не покажет к нему свое неуважение.

Если боярских послов Ярослав мог и за бороду таскать и кукиш в нос совать, то с княжеским ни-ни. И не потому, что боялся, а потому, что ревностно требовал и к себе того ж.

— «… Волок Ламский взял ты, князь, силой и теперь держишь под своей рукой, а испокон веков был он Новгородской волостью. Будь же благочестив и справедлив, вороти взятое, и да будет над тобой божья благодать и наше братское прощение».

Посол окончил чтение грамоты и, приложив ее к сердцу, церемонно передал князю.

Ярослав принял грамоту и спросил посла:

— Так говоришь, заслужу я братское прощение?

— Да, князь. Так велел передать тебе Михаил Всеволодич.

— Ну что ж, спаси бог его за такое к нам великодушие. Ответь же ты мне, коль послан им: чем владеет Михаил?

— Ныне Новгородский стол и еще Чернигов под его рукой.

— Вот видишь, как богат твой князь. А у меня, окромя Переяславля, какой-то паршивый Волок Ламский, и я его ж еще отдай. По-божески ль сие, по-братски ль?

— Но, светлый князь, ты ведаешь, что…

— Я ведаю, — перебил Ярослав, — что у меня два наследника, — кивнул он в сторону княжичей, — а у Михаила один. И ежели я начну раздаривать города и веси, то какие ж тогда они князья будут, сыны мои? А? Я не ворог им, но отец кровный. — Ярослав поднялся со стольца, давая понять этим, что разговор окончен.