Неведомо, сколько бы еще им бегать за князем пришлось, не прихворни Ярослав. По случаю нездоровья князя решено было на месте постоять дня три-четыре, чтобы мог больной полежать вволю, зарывшись в шатре в шубы медвежьи. Сильно знобило князя, и тепла, и покоя хотелось.

На другой день прибежали к лагерю послы немецкие. Князь о них узнал в самый разгар обеда. Он ел полулежа, прикрывшись шубой до самой груди, княжич сидел тут же на седле.

— Ну что, сыне, творить станем? — посмотрел князь на сына. — Догнали-таки нас мироносцы тевтонские. Приспичило.

— Принимать надо, батюшка.

— Это в таком-то виде, — ткнул князь костью обглоданной в шубу, которой прикрыт был. — Пристало ли победителю пред побежденными немочным являться? Еще подумают, что скоро аминь мне, возрадуются, а там, глядь, и мира расхотят.

— Может, сказать им, что почиваешь ты?

— Нет, и это не подходит, — поморщился Ярослав, и вдруг его осенило. — Послушай, сыне, прими-ка ты их.

— А как же ты? — заколебался княжич.

— Я-то? Меня вон занавеской задерните. Оно и ладно.

Князь обрадовался собственной выдумке. Можно было не только послов подурачить, но и послушать, как княжич станет с ними переговоры вести.

— Скажи им, — наставлял он сына, — что я в один из полков побежал, что скоро ворочусь, что в мое отсутствие ты за князя.

Александр с сомнением качал головой.

— А ну я не так что скажу?

— А ты думай, допрежь молвить, не забывай, что за спиной у тебя рать счастливая и сила великая. Многого не сули, более о нашей корысти пекись. А наша корысть одна — как можно более долгий мир. Мир, мир и мир. Но об этом токмо ты ведаешь, а они и догадываться не должны. Они ведь как думают: кто, мол, к миру лепится, тот и слаб. Сие от спеси великой исходит. Помни одно: они у тебя во длани, сожмешь — и аки из творога сыворотка добежит.

Воин задернул занавеску, отделявшую ложе князя. Княжич, поднявшись с седла, оправил платье, пристегнул меч, кивнул милостнику:

— Зови послов.

Когда воин вышел, князь сказал из-за занавески:

— Ежели случится, что послы меня обнаружат, — живыми их не выпускать. Посему вели шатер оцепить близкими людьми, которые должны по знаку твоему войти и умертвить их.

— Но они ж, наверно, безоружные, отец, — возразил Александр. — Пристойно ли будет забивать таких?

— А пристойно ли будет, ежели завтра в Ордене узнают, что немочен я? А?

Александр не успел ответить, послышались голоса людей, приближающихся к шатру. Но князь громко шепнул напоследок:

— Виду не являй, что язык их ведаешь. Пусть балаболят меж собой.

Послы вошли один за другим степенно и с достоинством, и все же на лицах их княжич заметил следы страха. Послов было пятеро, судя по богатым платьям, занимали все они высокое положение. Видимо, так никто и не сказал им, здесь ли князь, ибо, войдя в шатер, они не смогли скрыть замешательства, увидев перед собой юношу.

— Но нам нужен князь, — сказал один из них с сильным акцентом.

— Я за князя, — холодно ответил Александр, опуская левую руку на рукоять меча. — И коли у вас есть дело к князю, я слушаю вас, господа.