|
Суворов был современником Павла I, а современники всегда плохо понимают гениальных представителей своего поколения. Идеи гениальных людей всегда обычно становятся доступными для понимания после их смерти: когда исчезают личные мотивы недоброжелательного отношения, когда появляется необходимая историческая перспектива. В глазах Павла I Суворов был выдающимся военным деятелем чуждой ему Екатерининской эпохи, личные взаимоотношения у Павла I с Суворовым, как мы знаем, сложились, отчасти по вине самого Суворова, не такие, чтобы он мог беспристрастно оценить гениальность взглядов и методов Суворова Но в эпоху Александра I необходимая историческая перспектива уже была, недружелюбного отношения к Суворову, вытекающего из личных отношений с ним у Александра уже не могло быть. Но тем не менее Александр I не смог оценить Суворова, как выдающегося представителя самобытного русского военного искусства. Александр I пошел не по пути Суворова, а по пути прусской военной школы.
Александру I, европейцу по своим взглядам, прусская муштра оказалась ближе, чем Суворовская система воспитания солдат. Вот, что пишет об этом Керсновский в своей «Истории русской армии»: «Доктрины, уклад жизни, система обучения, «шагистика «и увлечение мелочами остаются те же». «Плацпарадная выучка войск в его царствование была доведена до неслыханного в Потсдаме совершенства. В кампанию 1805 года весь поход — от Петербурга до Аустерлица — Гвардия прошла в ногу. Копирование пруссачины сказывалось в области не только строевой, но и в научной (особенно яркий пример — Пфулевщина). В этом отношении царствование Императора Александра I — после некоторых начальных колебаний — явилось продолжением Павловской эпохи». В 1815 году в Париже совершилось, незначительное на первый взгляд, событие, которое однако по справедливому мнению А. Керсновского имело «для русской армии самые печальные последствия и определившее на сорок лет весь уклад ее жизни, как-то, проезжая Елисейскими полями Александр увидел фельдмаршала Веллингтона, лично производившего учение двенадцати новобранцев. Это явилось как бы откровением для Государя: «Веллингтон открыл мне глаза, сказал он, — в мирное время необходимо заниматься мелочами службы», и с этого дня началось сорокалетнее увлечение «мелочами службы», доведшее Россию до Севастополя». «Наполеоновские уроки заставили вспомнить Суворовскую науку. Весь этот ценный, так дорого доставшийся опыт надо было бережно сохранить, с благоговением разработать и передать грядущим поколениям. К сожалению это сделано не было. Император Александр не чувствовал мощи священного огня, обуревавшего его славную армию — он видел лишь плохое равнение взводов. «Итак, вязкая тина «мелочи службы» стала с 1815 года засасывать наши бесподобные войска и их командиров». «Ныне завелась такая во фронте танцевальная наука, — писал Цесаревич Константин Павлович, — что и толку не дашь. Я более 20 лет служу и могу правду сказать, даже во времена покойного Государя был из первых офицеров во фронте, а ныне так перемудрили, что не найдешься». «В год времени, — писал Паскевич, — войну забыли, как будто ее никогда не было и военные качества заменили экзерцмейстерским искусством». «Увлечение муштровкой имело очень тяжелые последствия: в русской армии начинаются массовые самоубийства и массовое дезертирство». Солдаты бежали в Галицию, в Буковину, в Молдавию, в Турцию, в Персию. Из победителей Наполеона Персидский Шах сформировал целый гвардейский батальон. Офицеры стали уходить в отставку. Вводимая Александром I европейская танцевальная наука вызвала сильное недовольство среди офицеров. Восхищение Александром сменяется враждой к нему. |
