Изменить размер шрифта - +
Высушивало живописное тряпье, развешенное между старинными домами с наружными лестницами. Нагревало брусчатку узких улочек, уходящих ступенями в гору.

В одну из многочисленных недорогих гостиниц поблизости от набережной Санта-Лючия вошел невысокий мужчина лет тридцати пяти. В одной руке он нес небольшой дорожный чемоданчик, в другой — черный пластиковый футляр, в каких обычно носят музыкальные инструменты.

Несмотря на то, что человек этот отрекомендовался жителем Афин Владимиросом Кесовым, по-гречески он знал лишь несколько слов — к немалому удивлению портье, местного грека. Впрочем, любопытство портье было вскоре удовлетворено: Владимирос Кесов на ужасном английском поведал, что является репатриантом из Советского Союза и что родной язык еще не успел выучить.

— А-а-а, Москва?! Горбачев, матрешка, мишка, самовар, автомат Калашникова! — выдал портье весь свой словарный запас, касавшийся России.

Услышав об автомате Калашникова, греческий подданный Владимирос Кесов почему-то едва заметно прищурился, но затем, улыбнувшись, расплатился за два дня проживания. Поинтересовавшись, где поблизости можно нанять машину, он отправился в номер. Там принял душ, немного отдохнул, заказал из ресторана завтрак и ровно в полдень отправился из отеля.

До вечера в гостинице его никто не видел… Спустя час темно-серая прокатная «ЛянчаПризма», выехав из шумного Неаполя, неторопливо катила по шоссе, рассекавшему плодородные равнины Кампании. Сидя за рулем, Владимирос Кесов, он же — Александр Солоник, то и дело бросал взгляды в зеркальце заднего вида. Позади остались лениво курящий Везувий, прямоугольные коробки окраин Неаполя, влажная темная зелень апельсиновых плантаций. Внизу, под крутым обрывом шоссе, блестело, отсвечивая слюдой, бирюзовое Тирренское море, несмотря на конец осени, на удивление спокойное.

Казалось — в этом прекрасном, полном солнца и спокойствия мире не может быть ни зависти, ни афессии, ни убийств.

Но это только казалось… Отъехав от Неаполя километров двадцать, Солоник остановился на окраине небольшого селения. Разложил на руле карту, еще раз сверил маршрут. До виллы в небольшом приморском городке Гаэто, которую для себя снял Коновал, оставалось не более пяти километров.

Сегодняшний день предстояло посвятить подробной разведке. Данных, представленных в личном деле, на фотографиях и видеокассетах, предоставленных Куратором, оказалось явно недостаточно.

Скоро Македонский отыскал виллу Коновала. Она представляла собой огромный трехэтажный дом, с ажурными балконами, фасадом, живописно увитым диким виноградом. Во дворе — апельсиновые и оливковые деревья. Отечественные авторитеты, привыкшие к показной роскоши в России, не отказывались от нее и за границей. Поблизости находились еще несколько вилл, но эта, вне сомнения, выглядела самой роскошной.

Попасть внутрь было делом далеко не простым. У ворот дежурили охранники в камуфляже, вдоль забора поблескивали объективы видеокамер наружного наблюдения. Несанкционированное проникновение на территорию полностью исключалось. Оставалось рассчитывать лишь на собственные снайперские таланты да надежность избранного для ликвидационной акции оружия — семимиллиметровой снайперской винтовки «Хеклер и Кох» с глушителем. Именно она находилась в черном пластиковом футляре.

Оставалось лишь найти подходящее место для снайперской позиции. По наблюдениям киллера, таковой мог стать номер в небольшой гостинице, отстоящей от виллы Коновала метров на сто. Ажурные балконы виллы русского авторитета прекрасно просматривались с верхних этажей гостиницы.

Номер на имя румынского гражданина Иона Дмитреску (документы у постояльца не спросили) был снят в тот же день. «Румын» сообщил хозяину отеля, что собрался провести тут отпуск и сразу же выразил желание еще раз съездить в Неаполь.

Впрочем, скоро он вернулся.

Быстрый переход