– «Тухлое мясо», по выражению Эльзы в фильме, желудочные колики – все это подчеркнуто нарочно?

– Естественно, я демонстрирую в тот момент тухлое мясо. Я набрал лишних пять кило для роли, ибо таким я себе представлял моего героя, то есть немного тучного, грузного. Я хотел, чтобы все видели его живот под жилетом, чтобы лицо его выглядело слегка потрепанным, ибо таков он в великолепной книге Шницлера, экранизированной Жан-Клодом Каррьером. Однако, когда актер прибегает к таким методам во Франции, журналисты не стесняются напечатать его фото в профиль, чтобы все увидели его живот. И вопрошают: «Что случилось с Делоном?» Когда же это проделывает американский актер, о нем пишут как о гении.

– Вы имеете в виду Де Ниро, который в «Бешеном быке» набрал пятнадцать кило. Этого требовала роль Джека Ла Momma. Чем вы объясняете такое разное отношение?

– Тем, что все исходящее оттуда рассматривается как слово божье. К тому, что делают американцы в области кино, относятся очень ревниво, с завистью, но уважением.

– Как вы относитесь к новому поколению французских актеров, выходцев из труппы «Сплендид» (популярного театра, возглавлявшегося тогда Жозианой Баласко. – А.Б.), как Жерар Жюньо, Тьерри Лермит? Или к Сандрин Боннер?

– Как к людям, стремящимся показывать в кино отталкивающие стороны жизни. Мне это не нравится. Откровенно говоря, я бы не прочь публично подискутировать об этом в телепередаче, ибо то, что вы утверждаете в печати, всегда искажает истинное положение вещей, и люди спешат заявить: «О, но Делон вечно жалуется, он не настроен примирительно, как Мишель Блан или Жерар Жюньо». Моя концепция кино иная, чем у них. Кино – это искусство «звезд». Они присутствуют для того, чтобы люди грезили. Их фильмы надо смотреть в больших залах, как во времена моей юности. Чтобы ими восхищаться, надо взирать на них снизу вверх, а не наоборот. В свое время на экране люди видели, как Гарри Купер целовал Ингрид Бергман или Грейс Келли. Это было великолепно. Зрители выходили из зала в восторге, говоря: «Ты видел, как это чудесно! Они были так красивы!» Но наступил день, когда, по разным причинам, людям сказали, что герои должны быть ближе к действительности, чтобы каждый мог сопереживать с ними. С этой минуты актеры стали похожи на соседних слесарей или на мою консьержку.

– О ком вы думаете, когда говорите о людях, породивших такую антимоду?

– Я не стану называть имена, но в пропаганде этой омерзительной антимодной моды участвовали многие.

– Кто эти люди по профессии?

– Журналисты «Экспресса», «Нувель обсерватер». Помнится, на каком-то Каннском фестивале один журнал вышел с заголовком «Да здравствуют антизвезды!». Это невыносимо!

– Кого из знакомых вам режиссеров вы можете назвать самым лучшим?

– Никого. У каждого свои достоинства. Я делаю различие между режиссурой и умением руководить актерами. Они либо постановщики, либо немного руководители актеров, либо режиссеры, вовсе не умеющие работать с актерами. Тех, кто сочетает эти три качества, можно пересчитать по пальцам.

– Кто это сегодня?

– Клод Сотэ, Полянский, Коста-Гаврас. И другие…

– Забавно, что у них вы как раз никогда не снимались.

– Об этом спросите у них самих. Лукино Висконти, Репе Клеман, Жан-Пьер Мельвиль обладали этими качествами, необходимыми для истинных режиссеров.

– Кажется, вы принимали большое участие в работе с актерами на «Возвращении Казановы».