Изменить размер шрифта - +
Из клубящейся алой стены выплеснулись кирпично-бурые протуберанцы – и зловеще метнулись к незваным гостям. Глеб на одних рефлексах нажал спуск… И чудо случилось: оживший-таки «Светлячок» выдал роскошно-бирюзовый импульсный луч, с шипением располосовавший туманную стену. Та мгновенно сделалась угольно-чёрной, с чмокающим звуком вобрала свои щупальца, все, кроме одного… но это оставшееся с чудовищной силой хлестнуло Глеба поперёк живота. Силой удара его выбросило наружу, а из недр пошёл низкий гул, будто великан застонал громоподобно и страшно. Мелко задрожали скалы, и реликтовая ель заскрипела расщеплённым стволом, зашумела мохнатыми лапами, словно предчувствуя близкую гибель…

    – Глеб, Глеб! – Звягинцев с Веней бросились к безжизненному телу, но их оттеснили Скудин с Капустиным. Подхватили и бегом потащили Бурова с холма и подальше прочь – земля под ногами ходила ходуном, ни дать ни взять конвульсировала. Вот глухо ухнуло в глубине… содрогнулись окрестные скалы… и с жутким медленным криком повалилась тысячелетняя ель. Холм просел, пошёл земляными волнами, ни следа не осталось ни от входа в пещеру, ни от камня, закрывавшего проход… ни от аппаратуры, установленной у лаза. Только вывороченная почва, мох, обломки скал и громадные корни, обречённо воздетые к небесам…

    А неподалеку валялся без малого десяток самых обыкновенных жмуриков. С аккуратными девятимиллиметровыми дырками в жизненно важных местах. Что-то, а убивать спецназовцы весьма даже умели. Ещё они здорово умели оказывать первую помощь: и роды приняли бы, случись вдруг такая необходимость. Однако все их попытки привести Бурова в чувство потерпели полную неудачу. Он лежал неподвижно и не отзывался, хотя продолжал очень слабо дышать. На его животе чернел страшный, закрученный спиралью ожог. На руках и ногах виднелись «ёлочки», какие бывают, если влезешь нечаянно в киловольты. Вот только был это явно не обычный электрошок. Но что, Господи, что?..

    Исход

    – Алло, это случайно не дядя Зяма?.. – Гринберг прижимал к уху сотовую трубку. – Дядя Зяма, так это же я, ваш любимый племянник Женя, шолом… Да, вы меня верно поняли, я имею в виду позвать тётю Хаю, чтобы ей так долго жить. Ничего, ничего, заканчивайте, раз уж начали, я подожду…

    Потом на связи появилась тётя Хая, и Грин темпераментно застрекотал на идиш, сразу став похожим на купчину из овощных рядов одесского рынка. Сыпал как горохом, ничего невозможно было понять, кроме некоторых имён собственных: рабби Розенблюм… Рома Абрамович… Березовский… Мадлен Олбрайт. Наконец он отключился и утёр пот со лба.

    – Порядок, – сообщил он Ивану. – Тётя Хая говорит, борт будет часов через восемь, заказан «Штопор». Сядет на радиомаяк американцев, но на всякий случай нужно развести костры. В общем, она еще позвонит…

    – Ясно. – Скудин раскупорил «полярное сияние», щедро оделил всех допингом, выпил на сей раз и сам. Глянул на Звягинцева с Веней. – Вы. Понесёте оружие. И снаряжение. Двинулись. Время жмёт.

    И первым взялся за плащ-палатку, на которой беспомощно раскинулся Буров. Следовало тихонько поблагодарить саамских духов хотя бы за то, что угробили научную аппаратуру. Не иначе, свихнутые учёные и её взялись бы тащить…

    Капустин с Гринбергом ухватили плащ-палатку за другой край…

    Когда, чуть живые от усталости, они добрались до лагеря, на часах уже было далеко за полночь. Наши волновались, не спали. Первой навстречу из лагеря выбежала Виринея. Она обошлась без ахов и охов – сразу и по-деловому устремилась к Бурову.

Быстрый переход