Скудин тоже бросил взгляд на парковку, нахмурился, повернулся к Гринбергу:

    – Что-нибудь видишь?

    – Все чисто, командир. – Гринберг, нечеловечески зоркий снайпер, только передёрнул плечами. – Никакого криминала не наблюдаю…

    Площадка как площадка. Грязный, местами растрескавшийся асфальт. Лужи. Закопчённые осколки стекла. Куски пожарных шлангов, перерубленные этими самыми осколками, летевшими с высоты… Настораживающего – ноль.

    – Ладно. – Скудин вытащил галогеновый «Санбим», включил… И ошарашенно замер. Луч фонаря над площадкой давал ощутимую кривизну. Говорят, так проходит свет звезды над крупным гравитационным объектом – над чёрной дырой например. Ой, мама…

    – Ну чё засохли опять? Подтянись там! – Евтюхов обернулся, махнул рукой. – А то дымка нынче злая… ровно наскипидаренная…

    Оглядываясь, миновали парковку, осторожно, крадучись, прошли вдоль фасада и, чавкая по грязи, повернули за угол.

    – Азохенвей! – Гринберг мгновенно забыл, что по паспорту он русский. И было отчего. В торце здания зияла круглая, правильной формы дыра. Дыра размером с колесо от карьерного «БелАЗа» (а колесо это – если кто не видал – таково, что под пузом у исполина спокойно проходит легковушка), и края её были идеально ровными и гладкими. Высокопрочный бетон нигде даже не выкрошился. Казалось, будто в полиэтиленовую банку ткнули острым, докрасна разогретым железным прутом.

    – Это что же такое-то, а? – Скудин поводил фонарём, луч которого, попадая на парковку, продолжал антинаучно искривляться. – Кумулятивный заряд?.. Лазерную пушку испытывали?..

    – Да уж… не «Светлячок»… – Боря тронул пальцами гладкий, словно отполированный край и беспомощно вздохнул. Вот это было чудо из чудес. Чтобы капитан Капустин да чего-то не знал касаемо продырявленных стен!

    – Повторяю для дураков. Дышать, как я скажу! – Евтюхов выразительно глянул на Гринберга, вытащил фонарик-жужжалку и первым полез в отверстие. «Жик, жик, жик, жик…» – отдавалось где-то внутри.

    Дыра оказалась глубокой. Раскалённый прут, с удивительной легкостью продырявивший стену, проплавился сквозь дамский туалет и, очутившись в коридоре, видимо, остыл. Фаянс раковин и унитазов был обрезан словно бритвой. Фрагменты кафеля не обвалились, штукатурка держалась прочно, даже не думая осыпаться. Дела…

    Гуськом, стараясь не шуметь, миновали коридор, выбрались в вестибюль.

    – Вы, ребята, куда вообще-то хотели? – вяло поинтересовался Евтюхов. И, не дожидаясь ответа, принялся кощунственно мочиться на ботинки гипсового Ленина, пережидавшего в углу за дохлыми фикусами превратности Перестройки. – А то портвешок бодяженный, даёт больше в ливер, а не по мозгам. Дымку неотчётливо вижу…

    «Ну, Додикович… жмот мелкий… Если что – „дымке“ тебя не отдам… сам задушу…»

    Евтюховская моча тем временем опять же наперекор законам физики не растекалась по полу, а собралась в объёмный шарик и в такой позиции замерла.

    Скудин отозвался уклончиво:

    – Хотели в район отдела кадров. Документы кое-какие забрать.

    Как говорил папаша Мюллер – что знают двое, то знает и свинья.