В течение нескольких недель он разделял семейное воодушевление. Ждали общего собрания, приглашения на которое разослали заказными письмами. Алексей, естественно, ничего не понимал в этих историях с капиталами, осевшими в Англии, в собраниях акционеров, в угрозе суда, однако ему казалось, что однообразное, грустное существование его родителей начинает изменяться и что они, может быть, находятся на пороге необычных перемен. По вечерам в столовой, после того как убирали стол, Георгий Павлович доставал старые русские документы – отчеты совета правления, подтверждения просроченных долгов, – складывал счета, переводил рубли в ливры, ливры во франки. Алексей не узнавал отца в этом важном, уверенном в себе человеке. Отец неожиданно стал победителем. Как месье Гозелен.

Общее собрание было назначено на воскресенье. Георгий Павлович вышел из дома в три часа с толстым портфелем в руках. Лицо его было сосредоточенным, взгляд – решительным. Алексей и мать наблюдали из окна, как он уходил по улице, а когда обернулся – помахали рукой, чтобы пожелать удачи.

Вечером, в половине седьмого, он вернулся неузнаваемым. Бледный, ссутулившийся, потерянный. Казалось, что его жестоко избили в неравной драке. Елена Федоровна подвела мужа к креслу и заставила сесть. Жена и сын с тревогой смотрели на него. После долгого молчания он сказал упавшим голосом:

– Не было кворума.

– Что это значит? – спросила Елена Федоровна.

– Из пятидесяти четырех акционеров собралось только десять! Дурак Любовин ничего не знал об оставшихся в СССР. Их, конечно, же не смогли привлечь! Но на собрание не приехали даже те эмигранты, которые живут во Франции, Англии, Германии. Множество писем вернулось к Любовину с пометкой: «Не проживает по указанному адресу» или «Выехал, не оставив адреса»…

– Значит, все кончено?

– Не совсем… Злобов собирается искать, вытаскивать остальных… Но для этого нужно время!..

– Сколько?

– Откуда же я знаю?.. Месяцы, годы, может быть… В любом случае, если нам не удастся собрать необходимое большинство, лондонский банк откажется выдать деньги, даже часть их… Злобов сам мне сказал об этом…

Алексей жалел расстроенного отца, который был похож на ребенка, играющего в фантики вместо денег.

– Не будем больше об этом, – тихо произнесла Елена Федоровна. – Мы были счастливы до этого. Постараемся остаться счастливыми и теперь. Хватит…

– Нет, я еще не сказал последнего слова! – воскликнул Георгий Павлович, неожиданно вскинув голову.

– Да, да, Георгий…

– Я буду трясти Злобова!

– Да.

– Или же найму другого адвоката!

– Конечно!

После долгой паузы Георгий Павлович умоляюще посмотрел на жену и сказал упавшим голосом:

– Ты больше не веришь?

– Нет.

– Напрасно. Я еще тебя обрадую! Вот увидишь!

Он встал, распрямил плечи, неловко улыбнулся и спросил, не осталось ли немного водки, чтобы скрасить ужин, неизменным блюдом которого были поджаренные макароны.

В течение нескольких дней семья жила в ожидании британского чуда. Георгий Павлович несколько раз виделся со Злобовым. С каждой новой встречей адвокат становился сдержаннее. Дома вскоре стали избегать разговоров о лондонском банке. По совету жены Георгий Павлович сосредоточился на поисках заказов на копировальную бумагу, чернильные подушечки и ленты для машинок. Видя, как отец надрывается за четыре су, Алексей все больше и больше убеждался в том, что изгнание родителей фатально. На земле есть белые, черные, желтые, думал он, и есть особая раса – эмигранты.