– На следующий год приедешь?

– Да, хотелось бы! – горячо воскликнул Алексей.

Казалось, семнадцатое августа так далеко, что о нем не хотелось и думать. А можно ли представить, что произойдет в следующем году? Им будет по пятнадцать-шестнадцать лет. Они будут во втором классе. Будут соперничать в учебе. У них, наверное, будут и приключения с девушками. Ночь, шум ветра, запах листвы отзывались в сердце Алексея трепетным волнением. Все его существо томилось смутными желаниями, туманными надеждами.

– Знаешь, – сказал он, – такая дружба, как наша, редкость!

– Большая редкость, старик, – согласился Тьерри.

Он отошел от окна. Из-под пижамы торчал горб. Обойдя комнату, он лег в постель на бок, положил вокруг себя свои многочисленные подушки и натянул одеяло. Каким он был спокойным! Как сжился с физическим неудобством! Алексей, стоя у изголовья его кровати, спросил:

– Будешь спать?

– Ну да! Пора! И тебе советую, если хочешь быть завтра в форме!

Предвкушая новые радости, Алексей вернулся в свою комнату. Ему казалось, что разговор с Тьерри окончательно разбудил его. Все мысли были о завтрашнем дне. Однако, едва прикоснувшись к подушке, он погрузился в глубокий сон.

XI

На следующее утро шале сникло под проливным дождем. Низкие тучи закрыли горы. Вдалеке гремел гром. Пришлось отказаться от мысли о прогулке. Но Алексей не очень огорчился. Одна только возможность побыть с Тьерри и его родителями казалась ему неслыханной удачей. Они вновь собрались вчетвером за завтраком в столовой. Чай, кофе с молоком, булочки с черничным вареньем – все, что ел за этим столом Алексей, было вкуснее, чем дома. Он слышал только французскую речь. Он погрузился в лоно французской семьи. И не чувствовал себя посторонним в этой, столь отличной от той, в которой он родился, среде. Весело болтали о самых разных вещах. У Гозеленов не было, конечно, проблем с деньгами. Хотя месье Гозелен никогда не упоминал о своей профессии архитектора, весь его облик – солидный, спокойный, важный – свидетельствовал о его знаниях, авторитете, успехе. Рассматривая его, Алексей удивлялся тому, что этот маленький приветливый человек, командовавший сотнями рабочих, строивший повсюду дома, получавший каждый день в Сен-Жерве послания от министра, был не прочь при случае поболтать с двумя мальчишками. Мать Тьерри тоже, несмотря на светские условности, открыто радовалась тому, что ее сын отлично ладил с этим русским мальчиком. Однако казалось, что Тьерри и его родители не были очень близки друг другу. Если в маленькой квартирке в Нейи Алексея окружало настоящее семейное тепло, то здесь чувствовалась какая-то отстраненность. Любили друг друга издали, корректно, краешком губ. Как будто бы месье и мадам Гозелен принадлежали к иному, нежели их сын, миру. У них была своя, недоступная жизнь. Тщетная суета и мнимые радости взрослых не касались Тьерри и Алексея. Их реальностью была настоящая дружба, бурная лицейская жизнь, тайное восхищение литературой и скука школьных учебников. Ничто другое не интересовало их, только они сами. Они не могли обойтись без разумных, обеспечивающих и направляющих их в жизни взрослых людей, однако жизнь незнакомого общества, в которое входят с тех пор, как начинают носить брюки и получают университетские дипломы, была чужда им.

Неожиданно зазвонил телефон, и месье Гозелен, извинившись, вышел из-за стола. Даже во время отпуска ему постоянно звонили. Телефон висел в вестибюле, поэтому не было слышно ни слова из того, что он говорил звонившему. Он быстро вернулся и сказал, что звонила мадам Бурассон, их соседка в Сен-Жерве.

– Она хочет с вами поговорить, – сказал он жене.

– Опять! – воскликнула мадам Гозелен. – Что ей нужно?

– В следующее воскресенье они собираются играть в бридж…

– Об этом не может быть и речи! – ответила мадам Гозелен, направляясь в вестибюль.