Людочка послушно замерла и на всякий случай даже сложила руки на коленях, как послушная первоклассница.

И тут из переговорного устройства на ее столе донесся тот же холодный, тягучий голос:

— А вот и мы! Не ждал?

Людочка испуганно взглянула на переговорник. Шеф включил его у себя на столе, чтобы попросить кофе, и забыл выключить. Конечно, Людочка могла выключить свой динамик, но косой взгляд страшного гостя как будто парализовал ее, и она не могла пошевельнуть пальцем.

— Вы же… ты же знаешь, Иван… Терентьевич, что я тебе всегда рад! — послышался из динамика голос Василия Романовича.

Однако узнать голос шефа было трудно — всегда начальственный и самоуверенный, теперь он был робким и дрожащим.

На этот раз Людочка очень хорошо понимала шефа — на нее тот страшный гость, который только что проследовал в кабинет, тоже действовал, как удав на кролика.

— Знаю, — насмешливо ответил гость, — все я про тебя знаю, Вася, так что можешь не париться, не разыгрывать преданность… Все равно я тебя насквозь вижу!

— Да что вы… что ты, Иван, я же перед тобой как на духу… весь тут! Ты же знаешь! — отозвался шеф и даже попытался засмеяться для большей достоверности, но вместо смеха у него получилось какое-то куриное квохтанье.

— Вот и расскажи мне как на духу, куда делся тот конвертик желтый, где бумаги важные лежат. Такие бумаги, Вася, до которых тебе и дотрагиваться-то не положено было.

— Так я же…

Людочка воочию увидела, как страшный человек, которого называли Иваном Терентьевичем, кинул на Окуня такой взгляд, от которого ее шеф тут же замолчал, как будто язык замерз прямо у него во рту.

— А положено тебе было, Вася, бумаги эти получить и мне передать в целости и сохранности. Ты же этого не сделал.

— Иван… Иван Терентьич! Да вы не меня ли подозреваете? Я же вам рассказал, как дело было! — горячо заговорил Окунь.

Людочка готова была поклясться, что он трясет головой, клятвенно прижимает руки к груди и брызгает слюной. Мимоходом ее удивило, с чего это она представляет шефа в таком жалком виде, ведь раньше он всегда говорил уверенно, спокойно и деловито. А может, это только ей так казалось?

— Ты рассказал, — снова послышался тягучий голос Ивана. — Ты-то рассказал, что привез вам курьер из Смольного тот конвертик, что вместе с компаньоном твоим Евсюковым положили вы тот конвертик в сейф и поехали на банкет.

— На презентацию, — не своим, робким блеющим голосом поправил Окунь.

— Мне это вовсе без разницы. Это ты, Вася, вечно болтаешься по разным тусовкам да банкетам дармовым! Ладно, мне-то что, раз приглашают.

— Фирма должна поддерживать свое реноме, а то дела плохо пойдут, — угодливо поддакнул Окунь.

— Да у тебя, Вася, всего и делов-то было, что конвертик тот получить! — рассмеялся Иван.

Смех его был страшнее голоса, так что Людочка у себя на месте окаменела и мысленно попрощалась с жизнью.

— Фирмочка твоя слова доброго не стоит, для того и организовал я ее и тебя директором поставил, чтобы конвертик тот на законных основаниях можно было вам из Смольного отправить. Мне светиться, сам понимаешь, никак нельзя, а тебе — в самый раз. Только для этого ты и годишься. А больше ни для чего. Потому что ты, Василий, был никто и стал никто. И звать никак.

— Да, Иван Терентьич! — жалобно вскричал Василий. — Ну говорил же я! Признаю! Признаю, что недосмотрел, понадеялся, думал, что Сергей — честный человек. Ошибка моя в том, что доверил ему ключи от сейфа! Но я же у вас совета спрашивал, когда его в компаньоны брал! И вы согласие дали!

— Дал, — подтвердил Иван мрачно, — дал согласие.