– Мне не кажется, что это удачная мысль, – возразил Мандель. – Вам не стоит оставаться одной.
К ним подошла Спиннерен, спокойная и самоуверенная.
– Одна она не останется.
– Мы с вами знакомы? – спросил Мандель.
– Коннор был у меня на дне рождения, – сказала Дженни. – Возможно, вас с ним друг другу не представили.
– Да, не представили, – сказала Спиннерен, подавая Манделю маленькую изящную руку, которую тот пожал осторожно и недоверчиво.
– Я могу отвезти Дженни домой. И побуду с нею, – сказала Спиннерен.
– Ну, не знаю, – запротестовал Мандель. – Не знаю, вправе ли я отпускать так свою клиентку…
– А я ваша клиентка? – поинтересовалась Дженни.
– Только если вы сами этого пожелаете, – поспешно ответил Мандель. – В конце концов, я был адвокатом вашего отца на протяжении стольких лет и…
– Но чтобы добраться домой, мне не нужен адвокат, мистер Мандель!
– Но, мне кажется, в отсутствие надлежащей опеки…
– Вы были у меня на дне рождения. Мне стукнуло двадцать один. Я совершеннолетняя.
Спиннерен подошла вплотную к Дженни – и та внезапно повисла у нее на руках, повисла так, что Спиннерен пришлось чуть расставить ноги, чтобы удержать ее и удержаться самой. Но что-то во всем этом успокоило Манделя.
– Если я вам понадоблюсь, просто позвоните. Звоните в любое время, днем и ночью. Звоните даже, если вам захочется просто поговорить.
Дженни вернула Манделю его пиджак.
– Спасибо за все. Я была так перепугана.
– Мне кажется, худшее уже позади.
– Я прослежу за тем, чтобы она не осталась в одиночестве, – сказала Спиннерен.
Она отвезла Дженни в пустой особняк, отключила все телефоны, а после этого сообщила дочери Твелвтриса о том, кто она на самом деле такая. О том, что она мужчина, прихотью судьбы заключенный в темницу женского тела. Мужчина, с маленькими грудками, клитором и влагалищем и превосходным знанием женской психологии. Она говорила нежно и ласково с учетом состояния, в котором находилась Дженни, все еще пылающая гневом на покойного отца и страдающая из-за того, что ей пришлось застрелить его, спасаясь от изнасилования. После исповеди соблазнение оказалось совсем несложным. Трудно было даже сказать, кто кого соблазнил: Спиннерен – Дженни или Дженни – Спиннерен.
Дженни Твелвтрис сидела на стуле, закинув ногу на ногу и скрыв тем самым темный треугольник в паху; руки ее переплелись самым причудливым образом, в одной из них она держала дымящуюся сигарету и, поглядывая на разлегшуюся на постели Спиннерен, делала время от времени затяжку-другую.
– Господи, а я, знаешь ли, никогда бы не поверила. Хотя, конечно, могла бы догадаться и сама. Теперь, когда я закрываю глаза и слышу, как ты говоришь, мне ясно, что это звучит женский голос. И твои руки. Мне следовало бы догадаться, едва я увидела твои руки.
Она раздавила сигарету, встала, подошла к стене, прислонилась к ней. Сработала здешняя автоматика, и открылась секция встроенного шкафа, в котором лежали ее вещи. Она достала пару босоножек на высоком каблуке, надела их, немного потопталась, чтобы ноги приноровились к обуви. Все ее тело подрагивало при каждом ударе ногой об пол.
– Куда это ты собралась? – спросила Спиннерен, сразу же скатившись с кровати и вся подобравшись, словно она почему-то собралась напасть на Дженни.
А та достала из шкафа халат. Подержала его, прижав к телу и широко разведя руки, словно в примерочной, когда покупаешь, желая обойтись без настоящей примерки. |