В трубке, похоже, удивились.

— Да! — подтвердил Кобзев. — Генерала! А что?

Валя видимо потребовала уточнения, зачем это генерала?

Кобзев высоко театрально удивился непонятливости гражданского лица, Валентины. Пряча досаду, пожал плечами:

— Да понятия не имею зачем… Он же генерал, не я! Ему виднее, чего в полку в такую рань делать… — даже по свойски хихикнул Валентине. — Соскучился, наверное…

Абонент в такое поверить, кажется, не мог: зачем это генералу вдруг в полк понадобилось приезжать.

— А я знаю? — сдерживая появившиеся в голосе нотки явного нетерпения, как малому ребёнку продолжал втолковывать Кобзев. — Захотел мужик приехать и приехал. А что? Он же генерал, не я… Я б на его месте вообще из дома не выходил, да…. Да нет, я тебе говорю — на дежурстве мы… На деж… Вот, Фома не верующая… Ну проверь, проверь! Пожалуйста.

Последовавший ответ в трубке его видимо не обрадовал, как ему хотелось, скорее наоборот, сильно насторожил. Даже расстроил. Кобзев с трудом сохранял лёгкость на лице, главное в голосе, и необходимую невозмутимость там же.

— Ну зачем сразу моей Лёльке звонить, зачем? — глубоко удивился «подозреваемый». — Не надо ей звонить, у неё молоко скиснуть может. Будешь тогда отвечать… — и даже усугубил. — И мы в «положении»… она, в смысле. Забыла?! Подумай! Ага!..

Трубка была непростительно упряма, почти тупа. Это вконец «убило» Кобзева. Но он держался.

— Ну ладно, звони… — довольно бодро, но с заметной обидой в голосе усмехнулся он, давая понять, что ничего не боится, правда на его стороне, они точно на дежурстве.

В трубке похоже спросили: «А Елена сейчас дома?», отчего у Кобзева глаза на лоб полезли, и у его товарища, Трушкина, синхронно тоже. Трушкин зеркально отражал лицом яркие эмоции Кобзева. Это в шесть-то часов утра, — говорила кривая ухмылка Кобзева, ну вопрос, ну, понимаешь, бабы!..

— А я знаю?.. — с сильным сарказмом бросил он, но, спохватившись, сдержанно уточнил. — Ну конечно дома! Где ж ей быть?! — И вновь строгим тоном напомнил ей, как отчитал. — Валя, предупреждаю, ты женщина, ты должна понять: скиснет молоко, будешь отвечать. — И понимая упрямство ревнивой Валентины, всё же попросил. — Ладно, хотя бы через час. Ёлка как раз дочь кормить будет. Не буди звонком. Ребёнку это вредно!

Трубка всё поняла, но не остановилась. Кобзев выслушал, что ему там пообещали, и совсем уж окончательно скис, скривился, сдерживая эмоции, махнул рукой.

— Ладно-ладно, приезжайте… какие проблемы… Ждём! — и, не давая трубке времени на ответ, заторопился. — Всё, извини, Валя, генерал приехал… Всё. Слышишь, сигналит?! Целуем…

Как обжёгшись, расстроено бросает телефон, начинает суетливо скакать по комнате, отыскивая перепутанную одежду, даже не заметив свалившуюся с себя простынь. Вид голого Кобзева нисколько не нарушил дизайн интерьера сонной комнаты, наоборот, чётко вписался в неё, подчеркнул.

Трушкин, только теперь поняв неизбежность обозначенных действий своей супруги, Валентины, суматошно подскакивает и тоже спешно принимается одеваться…

— Полный мажор, трали-вали! Полундра! — испуганно вскрикивает он, натягивая штаны-галифе, попутно выговаривая товарищу.