Сверкающий лаком длинный лимузин «Майбах Би турбо», специальный и на заказ, как и множество других его собратьев, «кэдди», «линкольнов», дорогих и супердорогих лимузинов, один за другим подъезжающие сейчас к нескольким открытым выходам «Карнеги холла», только что отъехал, приняв в услужливо распахнутую водителем дверь двух пассажиров. Не пассажиров, хозяев. Гейл Маккинли — молодую, красивую девушку, с рассеянной сейчас улыбкой, едва заметным вечерним макияжем на лице, с чуть подкрашенными губами, среднего роста, с изящной спортивной фигурой, аккуратным бюстом, в дорогом, открытом вечернем платье, туфлях на высоком тонком каблуке. Особенно выразительными, без преувеличения, красивыми голубыми глазами, сверкающими задором, лукавинкой и умом. На шее поблескивало дорогое колье из тонких серебряных нитей, унизанных каплями брильянтов. Такого же фасона украшение, как и колье, небрежно охватывало запястье левой руки. На одном из изящных пальчиков колечко, знак помолвки.

Её спутник Стив, Стив Гладстон, двадцатисемилетний банкир, вице-президент банка, член совета директоров консорциума банков, входящих в Международный валютный фонд, много лет уже возглавляемый уважаемым нацией и президентом Соединённых Штатов его отцом, сэром Мальколмом Гладстоном. Стив, спортивного вида молодой человек, одетый в безукоризненно сидящий на нём смокинг, несколько меланхоличным выражением лица, но упрямым, слегка раздвоенным мужественной складкой подбородком, прямым носом, высоким лбом и внимательными глазами, часто скрывающими, как и положено банкиру, чувства, достав из автомобильного бара запотевшую бутылку «скотча», готовил напиток. Себе, и лёгкий своей даме.

Лимузин шёл настолько плавно и бесшумно, что казалось совсем неподвижным. Только лёгкое подрагивание корпуса на дорожном покрытии, да уплывающие назад огни витрин и прочих, высвеченных всполохами огней реклам уличных сооружений, говорило о движении. Впереди, за толстым, едва прозрачным стеклом-перегородкой, угадывался силуэт водителя в униформе. Виделись и размытые габаритные огни впереди идущих машин. В салоне создавалось ощущение комфорта, спокойствия и умиротворённости. Правда, вряд ли наши пассажиры так это детально сейчас оценивали. С таким ощущением они родились, жили, другого не знали…

— Удивительно… Удивительно! — беря приготовленный её спутником напиток, прислушиваясь к чему-то в себе восторженному, смакуя слова на вкус, почти по слогам произнесла она. — Я в восторге. Такой талант!

— Да, талант, — спокойно поддержал Стив. — Как и многие американцы. Работают люди, стараются.

— Не скажи, — подняв глаза, возразила девушка. — Ты не очень внимательно слушал. Кисин виртуоз.

— Я не спорю. Я просто говорю, что не хочу рабски подчиняться этому чувству. Это меня унижает.

— Почему рабски. Уважительно, ничего более… Хотя…

— Вот, дорогая, об этом я и говорю. И вообще, я хорошо запомнил, ещё с детства, слова Уолта Уитмена, и помню их…

— Уитмена? — переспросила девушка. — Это же такая древность! Интересно, какие именно?

— «Побольше противься — подчиняйся поменьше». Помнишь? — глянув на спутницу, молодой человек оживился и, раскачивая бокалом, продекламировал:

— А-а-а, — перебила девушка. — Я помню.