— Уходи, — произнесла Монахова одними губами. И Валерий Андреевич ушел. Сам не понимая, почему вдруг ее послушался. Но скорее всего потому, что зрелище разнюнившегося Юрия было для него действительно невыносимо.

— Домой, — буркнул он терпеливо поджидавшему его водителю, и машина тронулась с места. Думать о сыне, о пропавшем Кропотине, тем более Куролепове, чья судьба ему и вовсе была глубоко безразлична, а заодно и о Монаховой он себе запретил. Думать можно было только о сегодняшнем вечере — о том, что должно произойти на таможне.

На самом деле — боже упаси, чтобы там произошло что-либо незапланированное! Все пройдет как всегда, только в качестве сопровождающего будет выступать не Кропотин (чтоб он сдох!), не Юрий, который иногда его подменял, а сам Березин. Генерал Березин, ни разу в жизни не засветившийся на терминале. Следовательно, первое, что следует сделать, попав домой, позвонить этому лихоимцу Литвицкому.

Именно это и сделал Валерий Андреевич, едва очутившись у себя в кабинете.

Голос по ту сторону провода принадлежал либо очень старому, либо очень больному человеку.

— Борис Ильич? — поинтересовался генерал, одновременно усаживаясь за письменный стол.

— Он самый, — прошелестела трубка.

— Здравствуйте, Березин беспокоит.

— Юрочка? — отозвался голос через паузу.

— Я отец Юрия, — терпеливо пояснил Валерий Андреевич, напряженно вслушиваясь в шорох эфира. — Юрия Валерьевича сегодня не будет, вместо него подъеду я. Вы случайно не болеете?

— Еще как болею, — отозвался Литвицкий. — Но куда деваться? Заменить меня сегодня некому.

— Похвально с вашей стороны, что вы это понимаете, — сухо произнес Березин, отлично знавший, в какую сумму ежемесячно обходится фирме «понимание» и трудолюбие Бориса Ильича. — Собственно говоря, звоню исключительно для того, чтобы предупредить вас насчет Юры. До встречи!

И, не дожидаясь ответного стона, положил трубку. «Развели вокруг каких-то хиляков да старперов, — злобно пробормотал он. — Этому жиду, кажется, уже седьмой десяток валит, а все хапает и хапает. Впрочем, с такого хлебного местечка скорее на тот свет уйдешь, чем на пенсию».

Генерал Березин никогда не был столь далек от истины, как в этот момент. Именно сейчас Борис Ильич Литвицкий, как никогда прежде, горячо жаждал очутиться где угодно, в том числе на пенсии, только бы не в своем кабинете.

Осторожно вернув на место трубку, из которой доносились короткие резкие гудки, он нерешительно поднял глаза на человека малоприметной внешности, сидевшего на стуле для посетителей. Второй, в точности такой же, стоял у окна, спиной к Борису Ильичу, и внимательно смотрел на металлические ворота с будкой охранника, которые изредка раздвигались, пропуская на служебную территорию грузовики. Поначалу люди, сопровождавшие груз, исчезали, подчас довольно надолго, в проходной, примыкавшей к П-образному одноэтажному зданию таможни, в одном из крыльев которого и находился кабинет Литвицкого. Поскольку ворота располагались в «перекладинке» буквы «П», из окна было прекрасно видно все происходящее внизу, включая очередь из грузовиков и нескольких «Газелей» и компанию весело ржущих над чем-то водителей, собравшуюся неподалеку. Небо понемногу и нехотя тучнело, чему в немалой степени способствовали сгустившиеся тучи: на Москву надвигался очередной циклон, как водится, именно тем своим краем, в котором обитала дождевая водица.

— Поверьте, — печально произнес Борис Ильич, — я и представления не имел, что у Кропотина что-то не в порядке. Мы знакомы уйму лет.

— Кто вам сказал, что у него что-то не в порядке? — усмехнулся неприметный.