В отличие от Веры Гавриловны, она давным-давно понимала, что и генерал, и его ненаглядный сыночек занимаются темными, как она определила для себя, делишками. Юрка — тот и вовсе настоящий бандит. И только Вера Гавриловна, святая душа, может этого не замечать. А прислуга — она много чего и видит, и слышит, а ежели место сохранить хочешь — считай, что у тебя, как у красной девицы, ушки золотом завешаны. Сохранить свое место Галина Петровна хотела. После смерти дочери у нее на руках осталось сразу двое внуков, разве на пенсию их вытянешь? А платили здесь ой как хорошо, даже лучше, чем у других «новорусских».
То, что деньги-то, скорее всего, были бандитские, Галину Петровну решительно не волновало: на них не написано, откуда взялись, главное, чтоб были. Такое уж нынче время — каждый за себя. И к хозяину, и к его сыну Галина Петровна была равнодушна, разве что слегка побаивалась обоих и потому старалась поменьше попадаться им на глаза. А вот Веру Гавриловну если и не любила (кроме внуков, она не любила вообще никого), то все-таки, может, против собственной воли жалела. И поэтому, прежде чем помочь хозяйке подняться и дойти до спальни, все же поколебалась насчет врача: вызвать — не вызвать…
Так и не решив, она уложила ее в кровать, закрыла теплым, пушистым пледом, оказавшимся под рукой, и нерешительно присела на краешек широкой кровати.
— Может, хоть лекарство какое дать? — спросила она у глухо молчавшей Веры Гавриловны.
— Нет, — та снова с явным трудом разлепила губы. — Иди, Петровна, домой. Завтра как обычно… Иди.
Галина Петровна поднялась на ноги, еще немного потопталась возле хозяйки, лежавшей на спине очень ровно, с закрытыми глазами, серым, словно у покойницы, лицом. Потом слегка пожала плечами и все-таки решила послушаться, направившись в прихожую. Мимо кабинета, из которого все еще доносился разъяренный бас хозяина, она проскочила как можно быстрее, постаравшись, против обыкновения, не вслушиваться, о чем там речь и за что тот так орет на Юрку.
«Меньше знаешь — крепче спишь», — успокоила себя Галина Петровна; осторожно прикрывая дверь березинской квартиры, которую за хитроумное множество кнопок, замков и прочих малопонятных приспособлений, включая видеокамеру, называла «крепостью».
12
И натурой, и характером Юрий Валерьевич Березин, как выражалась когда-то его покойная бабка, был «весь по батюшке» — то бишь в отца. Если уж он впадал в ярость, сама по себе она у него не проходила: ему непременно требовалось ее на ком-нибудь сорвать. Именно поэтому обедать дома он не стал — тем более что и стол почему-то накрыт не был, хотя обычно мать старалась все сделать к приходу отца.
Но сейчас семейный обед не полез бы Юрию в глотку, поскольку в нем кипела и клокотала в поисках выхода та самая ярость. И, едва дождавшись конца пренеприятнейшего разговора, в процессе которого он вынужден был вести себя как нашкодивший пацан, попытавшись не более двух раз проблеять что-то в свое оправдание, Юрий, не обращая внимания на отца, который вновь вскипел, обнаружив пустой обеденный стол, и отправился в глубь квартиры искать и наказывать виновницу, вылетел пулей из квартиры.
Дорога к офису фирмы, на которой он ощущал себя уже почти хозяином, показалась Березину-младшему длиннее по меньшей мере вдвое против обычного. Не ответив на приветствие охранника, только что заступившего на пост, Юрий пулей, не дожидаясь лифта, взлетел на третий этаж, где располагались административные кабинеты и бухгалтерия. И… возмутился увиденным. Возле его двери, украшенной табличкой «Заместитель генерального директора по безопасности Березин Ю. В.» терлась какая-то совершенно посторонняя бабенка. Именно что терлась, то дергая дверь за ручку, то, как показалось Юрию, и вовсе припадая к ней то ли ухом, то ли щекой. |