– В Библиотеке Ватикана, в тайном хранилище. Там есть особый славянский отдел…

Серапион действительно был в Ватикане полтора года назад в составе экуменистской делегации, но столь глубокого его проникновения в тайны церковного государства нельзя было и предположить.

– Ты же знаешь, у меня везде близкие друзья… Ну, что дальше? Молчишь? А известно ли тебе, что на кресте Господа нашего была сделана надпись на иудейском, латинском и греческом, никаких русских письмен там не было. Скажи мне – что это значит?

Отец Гурий подавленно молчал.

– А значит это лишь одно: все прочие буквы и начертания – не от Бога. Святые Кирилл и Мефодий дали русским святые письмена. А то, глядишь, до сих пор держались бы хвостами за ветки.

Водрузив на горбике носа серебряные очки, Серапион раскрыл тяжелую книгу с медными уголками и крохотным замочком на переплете. Шелестя страницами, он углубился в поиски и наконец отыскал нечто неоспоримое.

– Вот послушай, как поступали с тайным знанием Святые Отцы: «…когда услыхал святой Ефрем Пустынник о распространении учения еретика Аполлинария, то немедля оставил он свою пустыню и вошел в Константинополь. В состязаниях словесных сего злого еретика победить не могли, ибо книги свои он использовал как сильнейшее оружие. Наиболее победительные рукописи он хранил у сожительницы. К ней-то и явился святой Ефрем. Сказавшись учеником Аполлинария, он много хвалил его в глазах женщины. После он упросил дать ему Аполлинариевы книги на малое время. Уверившись в нем, женщина дала ему книги своего друга. Придя в обитель свою, святой Ефрем изготовил особенный клей и, отгибая по одной, склеил все страницы, пока книги не стали как бы единым куском дерева или камня. После он вернул книги женщине. Она, не заметив ничего, спрятала вновь книги. Случился потом спор у православных с еретиком Аполлинарием, уже сильно состарившимся. Но так как на диспуте он даже не смог раскрыть своих книг, то вскоре от великой скорби и стыда лишился жизни…» И его пример – другим наука, нечего церемониться с этими язычниками!

Голос Серапиона звучал ровно, но чуть укорливо, а отец Гурий, казалось, отсутствовал духом. Опустив голову на грудь, он внимал чему-то едва слышному внутри себя. Оставив свою обычную сдержанность, он пригубил вино и незаметно осушил бокал до дна, не чувствуя вкуса самого лучшего кагора, потом решительно развернул свою тайную книгу. Всегда уступчивый и даже робкий, сейчас он был необыкновенно тверд в голосе – видимо, выпитое вино слегка разгорячило его нервы.

– Взгляни, брат. Я почти уверен, что это доказательство высокоразвитой русской письменности. Возможно, в поздние времена употребление ее стало тайным и тщательно охранялось. Но когда встал вопрос о богослужебном языке для славянских народов, то волхвы открыли эту грамоту Кириллу. Житие говорит, что это случилось в Корсуни, когда Кирилл шел в Хазарию к тамошнему кагану. Употребление этой грамоты было необычным, недаром святой Кирилл обмолвился о «беседах, записанных на воде»…

Он протянул книгу брату Серапиону. Серапион сейчас же отвернулся к лампе. Его округлые, сутуловатые от долгих молитвенных стояний плечи опустились еще ниже. Когда наконец он обернулся к гостю, лицо его было непроницаемо, лишь похожие на бурых соболей брови сползлись к переносице и гневно подрагивали.

– Эти писания – духовная зараза, и их нужно немедленно показать отцу настоятелю. Он избавит тебя от духовной заразы.

Отца Гурия обдало страхом внезапного сиротства. Мрачная судьба Аполлинариевых книг встала перед его умственным взором.

– Верни книгу! – довольно резко бросил он Серапиону.

– Книга останется у меня! – отрезал тот.

Отец Гурий не мог согласиться с таким решением, сверля взглядом бывшего друга, он потянул ветхий переплет на себя и каким-то неожиданно ловким приемом вывернул книгу из его побелевших пальцев и стремглав покинул келью.