– С Восьмым марта, бабушка! – Вадим нагнал ее уже довольно далеко от освещенных улиц. – Как улов?

От неожиданности бомжиха с грохотом выронила сумки, но не обернулась на голос; так и осталась стоять спиной, как скифская баба в заснеженной степи.

– Ну что, гражданочка, в отделение пройдем или будем здесь давать показания? – ехидно поинтересовался Костобоков.

– Отпусти, – загнусила бомжиха, – чего пристал… Будылья и люминий собирать дозволяется.

– Будылья, может, и дозволяется. А кто провода режет, на кладбище безобразит, кто шишечки-набалдашнички с оградок спиливает? Не ты? Ну ладно, бабуся. Так и быть, отпущу тебя, только сниму свидетельские показания.

– Не, мне туда нельзя… Здесь сымай, а хочешь – я сама сыму.

– Вот только этого не надо… Давай так, ты мне все рассказываешь без свидетелей, аки на духу, а я тебя угощаю в лучшем ресторане и с собой даю, сколько унесешь…

– А чего надо-то?

Вадим вкратце напомнил ей о происшествии, которое случилось месяц назад почти на этом самом месте.

– Пойдем покурим, – примирительно сказала бомжиха.

Она отвела Вадима на пустырь, где среди заснеженного поля темнела мягкая вытаявшая земля и, как ржавые пни, торчали люки теплотрассы. Там она уселась на теплой крышке и закурила.

– Да, видела… Видела я девочку, которая упала. Молодая такая, волосами разметалась…

– А зачем удрала? Хоть бы позвала кого, она же там до утра лежала…

– Испугалась… Я ж ученая. Вот вы, менты, кто первый донес – того и в кутузку. Давай все как было расскажу… А ты пиши… Значит, собираю я будыль под окнами. И вдруг – крик. Я не поняла, откуда кричат. А уж когда она упала, гляжу наверх и вижу… Летит!

– Кто летит?

– Гад… Вроде ящер или мышь…Только большой… и с крыльями.

– Летучая мышь, что ли? А может быть, птеродактиль?

– Мне почем знать?.. Он вон туда улетел. – Бомжиха махнула рукой в сторону лесопарка.

– Сейчас я все твои рассказы в протокол занесу, и если ты врешь или с пьяных глаз чего привиделось, лучше сразу скажи. Ты, тетя, следствию помогаешь, осознаешь? Так что давай без дураков!

– Я на работу только трезвая выхожу… А не веришь – так отпусти… – ныла бомжиха. – А еще ресторан обещал…

– Прости, чуть не забыл… Тебя как звать-то?

– Мура…

Он отвел ее в ночную забегаловку на троллейбусном кругу. Купил ей горячих сосисок, белую булку, три бутылки водки и набор консервов, подумав, добавил шоколад и прозрачную бонбоньерку «Рафаэлло», изысканное угощение, столь приличествующее нежному полу.

– Спасибо, землячок. – Завершив трапезу, Мура облизнула с обмороженных губ кетчуп. Она распарилась от сытости и, сдернув с макушки черный «петушок», обмахивалась им, как опахалом. Своей гладко выбритой головой она могла бы соперничать в элегантности с самыми экстравагантными столичными львицами – совсем недавно Мура прошла санобработку. – Да ты не сомневайся, все так и было.