Да, похоже, выхода нет. Ему ясно только одно: то, что он передал шифр от сейфа Гале, он не выдаст никому и никогда. Даже если Шайбак будет поджаривать его на медленном огне.

Проклятье. Как он влип. Застонал. Он не должен позволять кататься на себе этой скотине… Не должен…

42

Утром, после завтрака, Миша сел на нары. Вдруг с ужасом понял: прием пищи не только не прибавил ему сил, но,наоборот, ослабил. Наверное, у него что-то случилось с ребрами: легкие сдавлены, каждый вдох дается с трудом.

Подумал: да, пожалуй, Шайбак сейчас может делать с ним, что хочет.

Сидящий на нарах Шайбак усмехнулся:

- Кранты пришли? Сдыхаешь?

- Не сдыхаю, не бойся. - Миша постарался не отводить взгляда от круглых глаз Шайбака. Подумал: а ведь выход есть. Точно. Шайбак сейчас уверен: с ним, Мишей, покончено. Значит, надо вывести его из этой уверенности. И вообще, надо вывести Шайбака из себя. Вывести любой ценой.

- Что смотришь? - спросил Шайбак.

- Ничего. Знаешь что, Шайбак?

- Что? - Уловив что-то в его тоне, Шайбак насторожился.

- О каких камнях и алмазах ты болтаешь, не знаю. Но знаю: тебя ко мне подсадили.

- Ну и что? - Шайбак захохотал. - Ну ты меня насмешил. Да, подсадили. А кого это волнует, суслик? Пойми, ты же приговорен. Ты замочил легавого. Я буду делать здесь с тобой, что хочу. Никто даже не чух-нется.

Миша вдруг понял: похоже, Шайбак не очень любит, когда ему смотрят в глаза. Если так - это открытие. Значит, он будет делать сейчас это постоянно. Нарочно не будет отводить взгляда от глаз Шайбака.

За дверью камеры послышались голоса. Мише показалось: один из этих голосов ему знаком. Но понять, чей это голос, он не успел: говорящие прошли мимо.

- Знаешь, как это называется - когда подсаживают? - спросил Миша.

- Чугрей… - Шайбак улыбнулся. - Я знаю, как это называется. Готовься, сейчас кишки вырву.

- Это называется дулыцик, дятел, сучевило. Клянусь, все воры узнают от меня, кто ты.

- Сначала останься живой, суслик. Потом, тебе никто не поверит.

- Поверят. Я ведь знаю: ты в сламе с лейтенантом Батмазом.

- Что? - Шайбак на мгновение застыл. Именно по этой заминке Миша понял: он прислушивается к голосам, вновь зазвучавшим за дверью камеры. Достал из-за спины нож. - Готовься, паскуда.

- Я-то готов. Только ты сначала возьми меня.

- Брать? - В глазах Шайбака появилось что-то, выражавшее не менее чем смертельную угрозу. - А я тебя и брать не буду.

Шайбак сделал неуловимое движение. Нож, вылетев из его ладони, просвистел в воздухе. Что произошло в дальнейшем, Миша сначала не понял, он лишь ощутил страшный удар в левую сторону груди. Покосившись, увидел: нож вошел в грудь больше чем наполовину. Слабость, наступившая после этого, сделала его безразличным ко всему. Он успел лишь почувствовать, что сползает на пол. Подумал: нож вошел в сердце. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Ему все равно, абсолютно все равно. Все равно, потому что он умирает.

Уже лежа на полу, увидел: дверь камеры открылась. В проеме слабо очерчены силуэты двух надзирателей, за ними - еще один силуэт. Кажется, это капитан Онсель. Да, точно. Причем лишь сейчас, увидев Онселя, он понимает, чей голос он слышал в коридоре. Это был голос капитана Онселя. Кажется, капитан Онсель пришел в тюрьму специально, чтобы найти его, Мишу Каменского. Только поздно. Все уже кончилось. И хорошо, что кончилось.

Глаза заволокла тьма. Серая, как графит.

43

Белые квадраты, треугольники, трапеции, другие геометрические фигуры белого цвета слабо дрожали над ним в воздухе. Пытаясь вглядеться в них, он долго не мог понять, что же они означают.