Изменить размер шрифта - +
Из их разговора он не уловил ни слова, так был взволнован. Он вообще об этом не думал, это не имело значения. Даже Милли уже не занимала его мыслей. Он помнил одно — свой позор и что свидетелем этого позора оказался Пат. И при этом воспоминании любдвь к двоюродному брату снова, как в детстве, обжигающей волной заливала его сердце. Сидя за грязным столиком в клонтарфской пивной, он закрыл лицо руками.

Мелькнула мысль, сначала показавшаяся безнадежной, что нужно повидаться с Патом и потребовать у него какой-то помощи, какого-то исцеляющего прикосновения. Только Пат мог исцелить рану, которую Эндрю теперь ощущал как смертельную. Если б только удалось вытравить из памяти Пата картину, которую он увидел, ну не вытравить, так хотя бы как-то изменить или заслонить. Но как это сделать? Нет в природе тех объяснений, от которых то, что увидел Пат, стало бы менее гнусным и подлым. И все же, если бы поговорить с ним, может быть, рассказать ему про Франсис или изругать себя в его присутствии, это, кажется, немного облегчило бы боль. Но это невыполнимо: Пат будет держаться холодно, высокомерно, а то и вовсе не захочет разговаривать. Он просто откажется участвовать в этой сцене. Это глупо и невозможно; однако столь же невозможно явиться в Лонгфорд, уехать на фронт, не рассеяв этого ужаса, не попытавшись найти хоть крошечное облегчение. В воскресенье к вечеру Эндрю был уже почти уверен, что предпримет такую попытку. В понедельник утром он твердо знал, что не в силах прожить этот день, не повидавшись с Патом.

Когда Эндрю подходил к знакомому дому, брызгал мелкий дождь и вспышки солнечного света зажигали искры на тротуарах. Парадная дверь была, как всегда, не заперта. Эндрю не стуча тихонько отворил ее. Он не хотел встречаться с Кэтелом и тетей Кэтлин и надеялся проскользнуть прямо наверх, к Пату. Изнемогая от предчувствий, он замер на мгновение в прихожей, прислушался. Из кухни доносились голоса.

Эндрю тихо подошел к двери в кухню, решив, что, если Пат здесь, он поднимется в его комнату и подождет. Он хотел видеть его только с глазу на глаз. Он снова прислушался.

— И не будешь больше себя грызть, что разрешил мне идти? Со мной же ничего не случится.

— Да, да.

— И винтовку мне дадут? Я ведь умею стрелять из винтовки.

— Не знаю.

— Мы в двенадцать часов прямо сразу начнем в них стрелять?

— Я буду делать то, что мне прикажут, и ты тоже.

— А почему мы не можем сразу пойти в Дублинский Замок и вышвырнуть их оттуда?

— Людей мало.

— Что мне интересно, так это как все удивятся. А они-то говорят, что мы никогда не возьмемся за оружие.

— Помолчи ты ради Бога, Кэтел.

— А когда начнется стрельба, это будет революция. Джеймс Конноли так и говорил. Вся Ирландия просто с ума сойдет.

— Ты сделал, что я тебе велел? Парадное запер?

— Да. То есть сейчас посмотрю. Ух, и всыплем мы англичанам! Они… Кэтел открыл дверь и столкнулся нос к носу с Эндрю.

Эндрю прослушал все сказанное с любопытством. Его поразил возбужденный тон Кэтела, но смысл того, что говорилось, до него не дошел. Теперь он через плечо Кэтела увидел Пата Дюмэя в полной волонтерской форме и при оружии. В ту же секунду он осознал себя как английского офицера в форме и при оружии. Но и тут он еще не понял.

Кэтел, вскрикнув, отскочил назад, потом повернулся к Пату.

— Он подслушивал!

Пат сказал, вернее, протянул:

— Входи, Эндрю, входи.

Эндрю машинально повиновался. Личные чувства и надежды, с которыми он сюда шел, еще туманили ему голову, и этот новый поворот событий сбил его с толку.

Пат спросил:

— Ты слышал, о чем мы сейчас говорили?

— Да, но…

— Тогда считай, что я взял тебя в плен. Будь добр, подними руки.

Быстрый переход