— Мне не нужна Гиль-Дорад,— произнесла Луара, твердо глядя Конану в глаза.— Мне нужен ты…

Она отвернулась и, медленно спустившись по ступенькам, ведущим в купальную чашу, вошла в воду.

Конан замер в замешательстве. Потом скинул изорванную, выношенную до дыр одежду и прыгнул в бассейн, подняв фонтан сверкающих брызг.

Вода смыла с них пот, грязь и усталость.

Луара не смущалась ни своей наготы, ни наготы мужчины. Они плескались, как дети.

Потом Конан приблизился к девушке. Ее прекрасное молодое тело, лишенное одежд, манило свежестью и соразмерностью форм. Сердце варвара учащенно забилось. По-девичьи небольшие крепкие грудки с коричневыми ягодками сосков так и звали коснуться их, алый цветок губ ожидал поцелуя, крутые бедра и изящные маленькие ступни желали, чтобы до них дотронулась дрожащая от страсти рука мужчины.

— Луара,— прошептал киммериец,— ты очень красивая…

— Я люблю тебя, Конан…— Она прильнула к его широкой груди.

— Я хочу, чтобы ты стала моей…

— Я хочу этого уже давно…

Их губы слились в разжигающем пламя любви поцелуе. Ласки становились все неистовее. Конан подхватил Луару и на руках вынес из бассейна. Оставляя на полу мокрые следы, он вышел из купального зала.

— Надо же вытереться,— тихо засмеялась девушка.

— Необязательно…

Он взлетел на второй этаж, наугад распахнул ногой одну из дверей и оказался в спальной комнате, посреди которой стояла огромная кровать с балдахином.

Вода стекала с их тел на шелковое покрывало. Они продолжали шептать друг другу слова любви и нежности.

Потом Конан вошел в нее, и Луара громко вскрикнула. Потом крик ее перешел в стоны блаженства и страсти.

С каждым толчком из Конана выходила частичка пережитых ужасов, горечи невосполнимых потерь, мрачных воспоминаний, ощущения угрозы, что таил в себе Ловар.

Едва успокоившись, они начинали снова и снова. Они доводили друг друга до безумия. Они утопали в наслаждении. Кроме них и их любви, на свете более ничего не существовало — так им казалось.

Наконец, утомленные своим счастьем, они уснули.

Глава девятнадцатая

На следующий день они проснулись очень поздно, когда солнце уже перевалило через зенит. Потянувшись так, что хрустнули суставы, Конан быстро вскочил с постели. Чувствовал он себя великолепно. Мягчайшие перины, свежий теплый воздух, струившийся из окна, тот факт, что цель их путешествия наконец-таки достигнута, вселили в него бодрость и веселье.

Не одеваясь, он схватил меч и сделал несколько стремительных выпадов в воздух. Сверкающее лезвие со свистом выписывало восьмерки и замысловатые фигуры; окажись перед киммерийцем в этот момент самый свирепый демон Ада, он был бы в мгновение ока изрублен в мелкую капусту.

Улыбающаяся Луара наблюдала за своим возлюбленным, все еще нежась в постели. Потом Конан вложил меч в ножны и, решив все же одеться, повернулся к креслу, куда он (уже под утро, когда Луара безмятежно спала) кинул их одежду, забрав ее из купальни.

Одежда была не их. Не его.

Истрепанный, провонявший потом, испачканный в крови и грязи костюм киммерийца оказался волшебным образом подменен.

Теперь на кресле были аккуратно сложены новенькие кожаные штаны с широким поясом и массивной металлической пряжкой и коричневая рубаха из плотной ткани, простроченная серебряной нитью; под креслом стояли высокие прочные сапоги, а на спинке висела кожаная безрукавка, отороченная мехом.

Быстро одевшись, северянин повернулся к огромному, в человеческий рост, листу бронзы на стене, отполированному с таким тщанием, что он отразился в нем, как в водной глади.