Пётр на всё это безобразие отреагировал очень неожиданно и совершенно непредсказуемо:
— Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а…. Голову даю на отсечение, что пожар — это Алексашкина работа! Он у меня такой…, — в голосе царя неожиданно послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: — Гаврюшка, мать твою! Быстро ко мне!
Через дветри минуты бледный Гаврюшка Бровкин был уже в беседке и уверенно докладывал:
— Ничего страшного, государь! Это горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…
— Хватит, охранитель! — сердито перебил царь. — Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выделика два десятка надёжных драгун — для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, до самого Охотска. Озаботься, чтобы служивые уже завтра по утру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное…. Командира им самолично подбери — надёжного и опытного…
Егор вспомнил, что у него осталось ещё одно важное дело.
Он — на прощанье — внимательно посмотрел на сына, тяжело вздохнул и стал осторожно, стараясь не наступать на подол турецкой чадры, отступать от кустов боярышника.
Во всеобщей суете на бесформенную фигуру в тёмной чадре никто не обратил ни малейшего внимания. Егор уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова — в широкий, вновь — в узкий…
Вот и заветный тупичок: деревянные планки — тёмнофиолетовые, морёного дуба, между планками — изумруднозелёный бархат. Егор тревожно оглянулся по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.
Он зашёл в тайное помещение, нажал на крохотный выступ в стене. Убедившись, что стенка вернулась на прежнее место, он ловко сбросил свою чадру на пол, уверенно нащупал на маленьком столике коробок со спичками конструкции МеньшиковаБрюса, поджёг одну.
«Ничего не изменилось в тайном кабинете Петра Алексеевича, такой же несусветный бардак, как и прежде», — недовольно поморщился внутренний голос, обожающий порядок во всём. — «Вон же, братец, подсвечник с толстыми огарками. Поджигай быстрее, а то, не дай Бог, пальцы обожжёшь…».
На письменном столе — поверх горы других важных бумаг — лежала толстая картонная папка, на титульной обложке которой значилось: — «Смета строительства града Питербурха на 1704 год». А чуть ниже рукой Петра было приписано: — «Обязательно прочесть и утвердить до конца ноября месяца 170Згода!».
«То, что надо!», — обрадовался быстро соображающий внутренний голос. — «Напишика, братец, царю прощальное письмо и вложи его в середину этой секретной папки. Пусть Пётр Алексеевич его непременно прочтёт гденибудь в августесентябре, не раньше…».
Хитро усмехнувшись, Егор обмакнул гусиное перо в пузатую чернильницу и начертал на чистом листе, найденном тут же, в бумажных завалах:
«Государь, Пётр Алексеевич! Доброго здравия и долгих лет жизни! Спасибо тебе, за то, что отпустил моего сыночка Шурочку, век не забуду! Оказывается, что благородство не чуждо и Властителям земным…, иногда…. Что касаемо выкупа за моего сына…. Я не нуждаюсь в твоём снисхождении! Сто пудов золота непременно будут — в течение ближайших трёхчетырёх лет — внесены в твою царскую казну. Засим кланяюсь и прощаюсь навсегда. |