Зорин обладал счастливой способностью располагать к себе людей. Как-то получалось само собой, что к нему приходили с горем и радостью, за советом и помощью, рассказать об удаче или промахе, о новой мысли и новом деле.
Возможно, к Зорину привлекало то, что он умел просто, с искренней заинтересованностью вникать в дела, казалось бы очень далеко отстоящие от него, и помогать не навязчиво, не начальственно, а по-товарищески. И тогда, когда Зорин приходил на уроки, — а он часто бывал на них, — его замечания говорили о тонкой наблюдательности и уме. Офицеры любили встречаться с ним, пожать руку, запросто поговорить, а суворовцы безбоязненно обращались к нему с вопросами и старались приветствовать как можно чаше…
— Ну так как, Сергей Павлович, осмотрелись у нас? — повторил вопрос Зорин, когда он и Боканов остановились у колонны в актовом зале.
— Да, как будто, товарищ полковник…
— Не буду надоедать нравоучительными советами, но один, добрый, все же дам: вам придется столкнуться у нас с двумя, так сказать, крайними «педагогическими течениями». Сторонниками только поглаживания детей по головке да уговаривания…
— Не собираюсь! — решительно бросил Боканов. — Думаю предъявить полную меру требовательности.
— Хорошо. — Зорин внимательно поглядел на него. — Но и не перехлестывайте, иначе впадете в другую крайность — механический перенос к нам порядков линейных частей. Строгость наша должна быть прежде всего отцовской. Поближе будьте к ним… душевней…
Подполковник Русанов знаком руки подозвал Семена Гербова. Тот подбежал и выжидательно вытянулся перед сидящим командиром роты.
— Наклонитесь, — сказал подполковник и прошептал: — Плохо, Семен, что вы сами не догадались и приходится подсказывать. Надо подойти к генералу и его супруге, пригласить на чай: «Вера Ивановна и Алексей Федорович, прошу вас на чашку чаю».
— Генералу сказать… Алексей Федорович? — испуганно переспросил Семен.
— Именно так: Вера Ивановна и Алексей Федорович, — настойчиво повторил Русанов, — прошу вас на чашку чаю. Что же здесь такого? Элементарная вежливость. Ну же, ну! — он ободряюще подтолкнул Гербова.
Помучившись несколько минут в нерешительности, Гербов, наконец, отважился подойти к генералу. Генерал, услышав приглашение, посмотрел на жену, как бы призывая ее в свидетельницы воспитанности детей, подал ей руку и последовал за Семеном, удовлетворенно поглаживая короткие усы.
Гербов, доведя генерала до столика, шепнул оторопевшему Лыкову, с повязкой дежурного на руке:
— Смотрите, чтобы все как следует было! — и возвратился в актовый зал.
Здесь он разыскал Пашкова, отвел в сторону и насмешливо сказал:
— Эх, ты! Сидит начальник учебного отдела с женой, скучают, а ты сам не можешь догадаться подойти и пригласить их на чашку чаю.
— Верно! — согласился Пашков, удивляясь своей недогадливости.
— Только по имени-отчеству обращайся, — посоветовал ему Гербов.
Володя Ковалев усадил Зину с ее матерью и Галю за столик и пододвинул вазы со сладостями:
— Кушайте, пожалуйста. А я сейчас принесу чай.
Еще в начале вечера многих суворовцев тревожил вопрос: разрешит ли генерал проводить гостей домой? Может получиться очень некрасиво: пригласить пригласили, а поздней ночью одних выпроводят на улицу, в темень.
К Русанову непрерывно подходили:
— Товарищ подполковник, попросите генерала…
— Товарищ подполковник, невежливо получается. Другой раз не придут…
Наконец Русанов направился к генералу. |