Еще в начале вечера многих суворовцев тревожил вопрос: разрешит ли генерал проводить гостей домой? Может получиться очень некрасиво: пригласить пригласили, а поздней ночью одних выпроводят на улицу, в темень.

К Русанову непрерывно подходили:

— Товарищ подполковник, попросите генерала…

— Товарищ подполковник, невежливо получается. Другой раз не придут…

Наконец Русанов направился к генералу.

Володя, разговаривая с Галей и Зиной, нервно поглядывал на дверь, за которой скрылся командир роты. Но генерал был сегодня удивительно сговорчив — разрешил проводить гостей.

Делом нескольких минут оказалось сбегать в шинельную, одеться, затянуть ремень на шинели, разыскать вещи гостей.

Подавая Гале сразу и галоши и шубку, Володя заметил, что девочка лукаво прищурилась. Он смутился и бросил на пол галоши вместе с шапочкой, отороченной мехом.

Начал поднимать шапочку — и шубкой подмел паркет. Подошел капитан Боканов.

— В вашем распоряжении час. Успеете? — негромко спросил он у Ковалева, но Галя услышала.

— Мы недалеко живем, — застенчиво сказала она.

— Ну, добрый путь. — Боканов улыбнулся и отошел.

Свет из больших окон училища ложился на снег белыми полотнищами. На углу Советской улицы и площади Маяковского мать Зины сказала, обращаясь к Володе:

— Надеюсь, молодой человек, вы доведете Галину до дома, а мы здесь свернем направо.

Молодым человеком Володю назвали впервые в жизни, и он почувствовал гордость и какую-то неловкость от этого обращения.

Они распрощались. Разговор у Володи с Галей не клеился, шли, сторонясь друг друга, боясь прикоснуться рукой, старательно глядя под ноги.

— Кто это к нам подходил у вешалки? — спросила, наконец, Галя.

— Наш новый воспитатель, капитан Боканов.

— Хороший?

— Кажется, — осторожно ответил Володя, — поживем — увидим.

— Вы в каком классе? — спросила Галя.

— В шестом, это почти ваш девятый, но окончим десятилетку мы через два с половиной года. Нашему выпуску год прибавили, ведь в войну многие не учились. А вы, Галя, в каком классе?

— Меня мама Галинкой зовет, — вырвалось у девочки, и она, смутившись, умолкла.

— Можно, я вас так буду называть?

— Можно, — тихо ответила девочки и ускорила шаг. — Я в восьмом…

Они опять долго шли молча.

— Снег хрустит, будто кролик капусту жует, — сказала Галя, прислушиваясь к хрусту, и, тряхнув головой, словно сердясь на себя за скованность, спросила: — Вы всегда такой… важный?

— Нет, только на Новый год! — Володя весело рассмеялся, и натянутость неожиданно исчезла. Ему стало легко и хорошо: казалось, они с Галей давным-давно знают друг друга, и ему хотелось, чтобы этот путь был как можно длинней.

— Ну, тогда еще ничего! — Галя тоже засмеялась. — Замечательный сегодня вечер! — вдруг сказала она.

Володе хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, рассказать что-то такое, что заставило бы Галинку смеяться, но он ничего не мог придумать и спросил первое, что пришло на ум:

— Вы знаете, как можно угадать настроение усатого человека?

— Н-н-ет, — удивленно протянула девочка.

— У нас в училище есть капитан Зинченко — он верховую езду преподает. Если капитан закручивает усы вверх — значит доволен, а вниз усы оттягивает — жди разноса!

Галя фыркнула. Ей и самой захотелось рассказать Володе что-нибудь о школе и об учителях.