— Сергей Павлович!

— Галенька, здравствуйте! Да какой же вы стали!

— Какой? — вспыхнула девушка.

— Совсем взрослой.

Юноши помогли Гале снять пальто, сдали его и шинели в гардероб и все вместе стали подниматься по лестнице.

— Ты часто здесь бываешь? — спросил Боканов Владимира.

— У меня абонемент. Правда, могу я его использовать только в субботу и воскресенье, да и то не всегда.

— В училище есть пианино?

— Даже у нас в батальоне. Иногда устанешь очень, подсядешь… и сразу легче. Чудесно Пушкин сказал:

— Сергей Павлович, — шепотом, но так, что Володя слышал, проговорила Галинка, — наш общий знакомый пишет лирическую поэму «Внуки Суворова».

Володя осуждающе посмотрел на девушку.

— Сергею Павловичу можно! — тоном, не терпящим возражений, сказала Галинка.

Они вошли в колонный зал. Сверкали хрустальные люстры. Над оркестром возвышался орган с трубами, похожими на заостренные серебряные карандаши.

Застыл с приподнятой палочкой дирижер. Оркестр начал исполнять вторую симфонию Бородина.

— Стасов назвал ее «Богатырской», — прошептал Володя и надолго замер, устремив горящий взгляд вперед.

Звуки то порывистые, стремительные, полные бурных чувств, то нежные и страстные, заполнили, затопили зал.

Боканов прикрыл глаза.

Слышался бешеный бег коней, шум битвы и мелодичный звон гуслей на богатырском пиру, ликование народа. Потом вдруг разлился покой, чистый солнечный свет пронизал все, согрел, убаюкивая. Охватила какая-то особая задумчивость. Может быть, музыка прекрасна еще и тем, что, вызывая у каждого свое, особое чувство, она способна и сближать всех в едином трепетном переживании.

Оркестр смолк. Все аплодировали, а неистовей всех Галинка.

— А ты что же? — возмущенно спросила она у продолжающего сидеть словно в оцепенении Володи. — Прямо бесчувственный!

— Если мне что-нибудь очень нравится, я не могу аплодировать… Это разбивает внутреннее состояние, — признался Володя.

— А на меня музыка действует опьяняюще! — воскликнула Галинка. И действительно, щеки ее пылали, глаза струили беспокойный свет.

Сергей Павлович поглядел на нее: «Девочка ты хорошая!», а Володя предложил:

— Пойдемте, погуляем!

ГЛАВА XIV

Вернувшийся из Ленинграда, Боканов пошел в училище. Во дворе выстроился развод. Играл оркестр, и звуки его с особенной чистотой звенели в морозном воздухе. С ладонью у виска замерли офицеры и суворовцы там, где их застала команда «смирно». Даже плотник дядя Вася старательно выпрямил сутулую спину и стоял так возле мастерской, пока не закончился развод.

Боканов отправился к генералу доложить о своей поездке. Тот долго его расспрашивал о наблюдениях и выводах. Уже в конце беседы поинтересовался:

— А как Пашков?

— Много лучше, но, честно сказать, я думаю, в жизни он еще не однажды будет оступаться… Уж кому-кому, а нам-то хорошо известна мучительная цена «чуда перевоспитания».

— Известна, — согласился Полуэктов. — Меня сейчас вот что стало беспокоить, — признался он, — как ускорить движение вперед? Изгнать тройки? Побольше вырастить медалистов! Каковы наши внутренние резервы? А? Можно ли их изыскать?

— Можно! — убежденно воскликнул Боканов. — И главное, повышать организованность…

— Ну-ну, — довольно потрогал усы Полуэктов, словно нашел подтверждение своим мыслям.