|
Да, в глазах светится задор мальчишки, а наделе-то ведь женщина, изящная, хорошо воспитанная женщина. Ростом она немного ниже Васеньки. Ну конечно, пара!
— Что с вами, дядя Ваня?
— На дворе холодно. Долго гулял.
— А мы с Василием Ивановичем окончательно ре-шили послезавтра и в путь. На Гималаи.
— Ох, Василек, Василек, — проворчал Гараська, — который раз ты это решаешь, мил человек.
— Нет, Гараська, вождь индейцев, на сей раз оконча-тельно и бесповоротно. Обещано Феодосии Николаевне и будет исполнено. Завтра утром последняя прогулка, а вечером и сборы. Аминь.
— Аминь-то аминь, только бы не разаминиться нам потом…
И не спросила его, дядю Ваню?! И не посоветовалась с ним? Точно и не жила с ним эти полтора месяца одной жизнью, одними думами, — с горечью подумал Иван Пав-лович.
— Через Аксу и Турфан, Герасим Карпович, — бле-стя глазами, воскликнула Фанни, на Гималаи, через Гима-лаи в Дарджилинг и далее в Калькутту!
— Да, летим хорошо. Только где-то сядем, — про-ворчал Гараська.
XX
Фанни уже вскочила на своего Аксая, Васенька при помощи Идриса гомоздился на своего маштака. Ему все неудобны стремена, и он каждый раз их перетягивает, то велит укоротить, то удлинить. Ни у Идриса, ни у Царан-ки лошади не поседланы, значит, едут вдвоем. Tete-a-tete устраивают.
Не нравится это Ивану Павловичу. Вовсе не нравит-ся. Во-первых, что за человек Васенька? Черт его знает. Миллионер — значит человек, выросший в убеждении, что за деньги все позволено и деньгами все купить мож-но. Во-вторых, человек, по-видимому, без принципов. Самодур и «моему нраву не препятствуй», что хочу, то и делаю…
Да и в пустыне… без вестового… Мало ли что может случиться?.. С тем же Васенькой? Ну, хотя солнечный удар… Или упадет с лошади… Ишь как стремена-то опустил, ноги болтаются совсем. Хорош наездник!
— Царанка, — подозвал Иван Павлович калмыка, едва только Васенька с Фанни выехали за дом. — Ца-ранка, седлай-ка, брат, Пегаса и айда за барышней. Мало ли что в пустыне! Может, помочь надо будет. По-нимаешь?
— Понимаю. Очень даже хорошо понимаю. Только я седлаю Мурзика. Не так заметно, а тоже резвый лошадь.
Царанка свое дело понимал. «Москаль нет хороший, ух, нехороший человек. Царанка по луна смотрел, Царан-ка по звездам смотрел. Нет… счастья нет. Совсем плохой человек».
И Царанка с той быстротой, на которую только кал-мыки и способны, накинул седло на Мурзика, взял пат-ронташ и винтовку Запевалова, свистнул и спорой рысью выскочил вслед за своей госпожой.
«Может быть, это и подлость посылать согляда-тая, — подумал Иван Павлович, — но иначе я не мог по-ступить. Даже и при том условии, что мне нет никакого дела до Фанни, как и ей нет до меня дела»…
Повернувшись от сарая, он увидал на веранде бес-печно сидящего Гараську.
— Что же не укладываетесь? — сказал он, стараясь не обратить внимания Гараськи на то, что он сделал, и чув-ствуя, что старый охотник видит его насквозь.
— Чего собираться-то. Успеем. Результата надо вы-ждать. А это ты, того… Правильно… Калмыка-то вслед… При нем, брат, свидетели нужны. Ух, посмотрел я на него — жох! Ну, жох!.. А уже врет! Через Гималаи махнул… А до Кольджата еле дополз…
Очень долго «катались» на этот раз Васенька с Фан-ни. Иван Павлович совсем истомился, ожидая их. И Га-раське надоело ходить возле накрытого для обеда стола, на котором стояла остуженная в Кольджатке водка.
— Согреется, брат Иван, как полагаешь? А ну-ка, молодец, отнеси-ка ты ее опять в реку. |