Вот хотя бы Аничков! Ну что он? Скачет, учит сотню в лагере и имеет приключения лишь по приказу началь-ства. Влюблен в своего Альмансора, влюблен в свои мус-кулы, а тоже, поди-ка, по вечерам вахмистр, и счеты, и разговор: «Седьмого на довольствии было пятьдесят два, восьмого два прибыло, один убыл, стало пятьдесят три… Ячмень брали по 52 копейки пуд»… О, противные!

Будни! Будни!

Иван Павлович догадывался, понимал и чуял драму, происходившую на душе у Фанни, и чутко присматривался.

Он звал ее на охоту на горных курочек, он поднимал-ся с ней к подножию Кольджатского ледника и с этой высоты в четыре с половиной версты показывал и назы-вал ей все окрестные горы и местечки. Голова кружилась от страшной выси, тонула далеко внизу огромная Илий-ская долина, и могучая река Или казалась жалким синим ручейком. Сады и города рисовались мутными пятнами, и все сливалось в розовато-золотистых тонах песков пус-тыни и камышей, окружающих Или… Ах, не то… Не то…

— Слушайте, Фанни, я даю вам слово: первая же эк-спедиция, командировка куда бы то ни было, и вы поеде-те со мною.

— Я вам верю. Спасибо, милый дядя Ваня! Но когда это будет? Разбойники у вас бывают не каждый день и да-же не каждый год…

Она хандрила.

«Неужели она полюбила Васеньку? Неужели этот по-шлый хлыщ нарушил равновесие ее жизни и выбил ее из колеи?»

Прошло две недели. Скучных, жарких, прерываемых только мимолетными жестокими грозами в горах. Две не-дели без приключений.

И вдруг вечером казак привез пакет. Это не обычная почта, а пакет особенной важности; пакет за сургучной печатью. И казак его вез «лавой», на переменных лоша-дях. Утром выехал, в десять часов вечера доставил. Он на-стойчиво требовал, чтобы и на конверте это отметили, чтобы начальство видело его расторопность.

В пакете приказ командира и пропуски китайского правительства в Турфан.

С русским путешественником Василевским что-то случилось в Турфане. Кажется, захвачен местными китайцами и арестован. Ки-тайские власти бессильны. Необходимо вмешательство силы. Возьми-те десять казаков и отправьтесь спешно в Турфан. Действуйте реши-тельно и быстро, памятуя, что русский человек не может, помимо консула, нести наказания. Пропуски китайского правительства прилагаю, посылаю полторы тысячи рублей золотом и китайским серебром на расходы. Командир полка полковник Первухин…

— Ура! Экспедиция! Ура! Приключение! — вихрем носясь по комнате, восторженно кричала Фанни. — Ког-да мы едем, дядя Ваня?

— Завтра, в четыре часа утра…

XXII

— Вы не устали, Фанни?

— Я нет. Что с вами? Мне так дивно хорошо!

Шестой день в пути без отдыха. Они прошли ряд глу-хих ущелий, карабкались наверх по кручам. Вот, дума-лось, откроется горизонт без конца, станет видна широкая равнина, поля, города и села… Но все то же. За пере-валом ряд небольших хребтов, песчаная площадка, иног-да луг, покрытый травами, а верстах в трех уже снова вздымаются черными стенами крутые горы, громоздятся скалы, торчат пики, местами ущелья поросли еловым ле-сом и можжевельником, кое-где между вершинами белы-ми пятнами торчат ледники, и дорога снова вьется наверх к новому перевалу.

Гараська был прав. Перевалам не было числа. Ночевали в горах. То в горных хижинах лесников и охотников, то в кибитках кочующих со стадами кирги-зов. Фанни засыпала под неугомонное блеяние баранов и мычание коров, образовывавшее своеобразную музыку пустыни. Невдалеке журчал горный ручей, смеялись и визжали киргизские дети, и вся эта мелодия вместе с ве-личественной панорамой гор навевала такое удивитель-ное спокойствие на душу, чувствовала себя Фанни такой простой, первобытно-чистой, что засыпала на свежем воздухе гор под эту музыку пустыни сном ребенка.