Но Карла
огорчало, что вещи в чемодане почти еще не были в употреблении, хотя ему,
например, давно следовало бы сменить рубашку. Но на том он экономил, ясное
дело; именно теперь, когда в начале жизненного пути необходимо предстать
аккуратно одетым, ему придется ходить в грязной сорочке. В остальном пропажа
чемодана была не слишком огорчительна, потому что костюм на нем был даже
лучше того, что в чемодане; собственно говоря, тот костюм был на крайний
случай, перед отъездом мать тщательно его заштопала. Тут же он припомнил,
что в чемодане был еще кусок веронской салями, подарок матери, от которого
он съел совсем чуть-чуть, так как в течение всего рейса у него совершенно не
было аппетита и он довольствовался супом, выдаваемым на твиндеке. Но сейчас
эта колбаса пришлась бы очень кстати, чтобы уважить кочегара. Ведь таких
людей легко расположить к себе, подарив какой-нибудь пустяк; это Карл знал
от своего отца, каковой, раздавая сигары мелким чиновникам, с которыми
сталкивался по делу, неизменно привлекал их на свою сторону. Теперь у Карла
для подарка оставались только деньги, а их, коль скоро чемодан потерян, он
пока что трогать не хотел. Его мысли опять вернулись к чемодану; теперь он
совершенно не понимал, почему во время рейса так старательно оберегал
чемодан, что это бдение порою стоило ему сна, если сейчас с такой легкостью
позволил себе его лишиться. Ему вспомнились пять ночей, в течение которых он
беспрерывно подозревал в посягательстве на свое сокровище маленького
словака, расположившегося слева от него, через две койки. Этот словак только
и ждал, когда Карл, вконец ослабев, задремлет, чтобы быстренько перетянуть к
себе чемодан длинной тростью, с которой он днем все время играл или
упражнялся. При свете дня словак выглядел вполне безобидно, но едва
наступала ночь, он время от времени поднимался со своего места, озабоченно
посматривая на чемодан Карла. Это Карл видел совершенно явственно, так как
кто-нибудь то и дело с беспокойством эмигранта зажигал свет, хотя
корабельными порядками это строго запрещалось, и пытался разобраться в
бестолковых проспектах эмиграционных агентств. Если свет зажигали
поблизости, Карл мог немного вздремнуть, если же свет был далеко или вообще
не горел, приходилось смотреть в оба. Эти усилия порядком его издергали, а
при теперешних обстоятельствах оказались, по-видимому, вообще
бессмысленными. Ох уж этот Буттербаум, ну попадись он Карлу!
В это мгновение в ничем до сих пор не нарушаемый покой каюты откуда-то
из коридора, издалека, вторглись негромкие частые звуки - как от детских
ножек; вот они приблизились, стали слышнее и превратились в звук неспешных
мужских шагов. Из-за тесноты коридора люди шли, видимо, вереницей, и
слышался лязг, будто бряцало оружие. Карл, избавленный от забот о чемодане и
словаке, едва не погрузился на койке в сон, насторожился и подтолкнул
кочегара, чтобы предостеречь и его, так как голова процессии, похоже,
достигла двери их каюты. |