Изменить размер шрифта - +
«Придя в себя», они разворачивают настоящий общенациональный спор относительно оптимальной стратегии гегемона. Среди дебатируемых вопросов определение того, какую степень мирового контроля Соединенные Штаты посчитают достаточной, как и в какой, Америка намерена провести революционные преобразования в целях упорядочения мира по-своему, может ли (и когда) занятие доминирующих мировых позиций превратить Америку в «удовлетворенную» сверхдержаву, решительно охраняющую статус-кво».

В свое время Г. Киссинджер теоретически низвел все возможные миросистемы до трех: хаос, баланс сил и пирамида главенства одной державы. Мы вступили в этот «пирамидальный» мир, в мир Американской империи.

 

ИМПЕРСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ

 

 

 

Вакуум словесного определения помогли заполнить американские историки, указавшие на то, что империю особого типа пытались создать уже организаторы первых поселений на американской земле. Ко временам пилигримов, считавших себя избранными людьми бога, чьей миссией в этом мире является построение нового общества — модели для всего человечества, восходит миф об американской исключительности. На борту корабля, стоявшего на рейде Бостона, первый губернатор Массачусетса Джон Уинтроп сделал в 1630 г. знаменитое определение страны (которую еще предстояло населить, создать и развить) для остального человечества— «Город на холме», идеал человеческого развития и общежития: «И если мы не сможем сделать этот город маяком для всего человечества и фальшь покроет наши отношения с богом, проклятие падет на наши головы».

Мессианское рвение с тех пор очевидным образом проходит сквозь все течение американской истории. Отцы-основатели американской республики истово верили, что новорожденная страна, эта, по их выражению, «растущая империя», явит собой образец для всего человечества. Александр Гамильтон в первом же параграфе «Федералиста» назвал Америку «самой интересной империей в мире». Томас Джефферсон говорил об «империи свободы». Джеймс Медисон пишет в 1786 г. о задаче «расширить пространство великой, уважаемой и процветающей империи». Успех Америки в «строительстве континентальной империи прочно укрепил американскую уверенность в том, что Америка всегда может рассчитывать на полную свободу действий. Гордость за свои ценности и идеалы убедила американцев в том, что они всегда правы». Великий американский писатель Герман Мелвилл размышлял в 1850 г.: «Мы, американцы, — особенный, избранный народ, Израиль нашего времени. Мы несем на себе бремя свободы мира».

Вначале это были отвлеченные мечтания. Но с освоением континента, выходом на первую позицию в мировой экономике глобальная претензия начинает подтягиваться к реальности. На волне победы адмирала Дьюи над испанским флотом первую волну строителей империи возглавил президент Теодор Рузвельт. Отнятые у Испании Филиппины вопреки обещаниям не получили независимость, а стали американской колонией. Ставший осенью 1898 года государственным секретарем Джон Хэй поставил задачу христианизации 1200 островов Филиппинского архипелага. Америка превратилась в мировую державу, и решение международных проблем без ее участия стало практически невозможным.

В октябре 1900 г. Теодор Рузвельт делился своими «желаниями»: «Я хотел бы видеть Соединенные Штаты доминирующей державой на берегах Тихого океана». Пока Дьюи брал Филиппины, конгресс объявил об аннексии Гавайев и всего Филиппинского архипелага; одновременно военно-морской флот США овладел контролем над островами Уэйк и Гуам.

Верхний предел этой волны зафиксировал в январе 1917 г. президент Вильсон, когда заявил, что американские принципы — это принципы всего человечества. Вильсон предложил нациям мира «принять доктрину президента Монро в качестве доктрины для всего человечества».

Быстрый переход