|
Противники Манни говорили, что в жизни не получали таких крепких ударов. Мы с Манни — еврейский дуэт в морской пехоте — организовывали для развлечения бои без правил. У нас был один баламут, новобранец весом сто сорок пять фунтов, так вот Манни, чтобы его хорошенько отделали, уговорил его подраться с кем-нибудь фунтов в сто шестьдесят „Всегда выбирай рыжего, Эй-о, — говорил Манни, — будь уверен, покажет отличный бой. Рыжие никогда не сдаются“. У Манни научный подход. Манни едет в Норфолк драться с одним моряком, своим еще довоенным соперником второго среднего веса, и разбивает его в пух и прах. Мы заставляем батальон делать упражнения перед завтраком. Каждый вечер водим новобранцев в бассейн учиться плавать. Мы, можно сказать, бросаем их в воду — учим старым дедовским способом. Но ведь морские пехотинцы должны уметь плавать. Мы обязаны быть готовы сделать на десять отжиманий больше любого новобранца. Если бы меня решили проверить, я бы доказал, что нахожусь в отличной форме. Ездили на автобусе в другие места играть в бейсбол. Если далеко — летали. В нашей команде был такой Боб Коллинз, здоровый парень из Сент-Джона. Потрясающий спортсмен. И пьяница. С ним я первый раз в жизни напился, два часа без передыху говорил о бейсболе в Уиквэйке, а потом заблевал всю палубу. Ирландцы, итальянцы, словаки, поляки, крепкие ребятки из Пенсильвании, сбежавшие от папаш-шахтеров, которые били их кулаками и пряжками ремней, — с этими парнями я вместе жил, вместе ел, спал в одной комнате. Был даже один индеец, чироки, третий базовый. У него было прозвище Мочерез, так же мы называли свои бейсболки. Не спрашивайте, с чего это пошло. Не все были порядочными людьми, но, в общем, ничего. Хорошие ребята. Много играли. Против Форт-Беннинга. В Черри-Пойнте, что в Северной Каролине, на военно-воздушной базе морской пехоты. Выиграли. Побили „Нейви-Ярд“ в Чарлстоне. Была у нас пара ребятишек, которые знали, как кидать мяч. Один питчер даже попал в команду „Тигров“. Ездили в Рим, штат Джорджия, в Уэйкросс (там же) на базу сухопутных войск. Называли армейских ребят „щенками“. Их тоже побеждали. Побеждали вообще всех. Побывали на Юге. Увидел, как живут негры. Увидел, на сколько мастей и оттенков делятся неевреи. Знакомился с красавицами-южанками. И с обычными проститутками тоже. Пользовался презервативом. Оголишь ей спину и прижмешь. Увидел саванну. Увидел Нью-Орлеан. Попал в подозрительный грязный притон в Мобиле, Алабама, — но, к счастью, береговой патруль оказался прямо за дверью. Играл в баскетбол и бейсбол с двадцать вторым полком. Получил звание „Морской пехотинец США“. Начал носить кокарду с якорем и земным шаром. „Здесь никаких тебе питчеров, Ей-о, сматывай-ка ты удочки отсюда, Ей-о“. Я был „Ей-о“ для всех этих парней из Мэна, Нью-Гемпшира, Луизианы, Виргинии, Миссисипи, Огайо — полуграмотные парни со всей Америки звали меня просто „Ей-о“, „Ей-о“ и все. Мне это нравилось. Демобилизовался 2 июня 1947 года. Женился на красивой девушке по фамилии Дуайр. Возглавил бизнес, созданный отцом, — а ведь его отец еще даже не знал английского. Поселился в чудеснейшем месте на планете». Ненавидеть Америку? Да он в Америке чувствовал себя, как в собственной коже. Все его молодые радости были американского пошиба, весь этот успех и довольство его — тоже сугубо американские, и не будет он больше помалкивать в тряпочку, лишь бы только не распалять еще больше ее слепую ненависть. Какую бы пустоту он почувствовал, лишись он этих своих американских ощущений. Как бы тосковал, если бы пришлось жить в другой стране. Да, все, что он делал и как, имело смысл только в Америке. Все, что он любил, было здесь.
А для нее быть американкой означало не любить Америку. Но он не мог отрешиться от любви к Америке, как не мог отрешиться от любви к отцу и матери, как не мог отказаться от своей порядочности. |
